молчаливо выслушивала бурные нападки отца и матери, которые стали угрожать ей, что она никогда больше не увидит Резанова, а если посмеет ослушаться их, то земля разверзнется под ее ногами, и она будет поглощена бездной. Довели в конце концов бедную Кончу до слез, и когда потребовали от нее ответа, то она непреклонно заявила, что ничто не изменит ее решения, и она твердо решила выйти замуж за Николая… А если родители откажут ей в своем благословении, то она вообще откажется выходить замуж за кого-то бы ни было и пойдет в монастырь и станет монахиней.
Донья Игнасия в отчаянии вскинула руки кверху и с мольбой посмотрела на потолок…
— Немедленно же запрягать лошадей, отец, повезем безумную к святым падре в миссию, пусть проведет время в молитвах да поисповедуется… может быть, отцы святые снимут с нее наваждение… Ах, страсти-то какие!..
Конча утерла слезы и посмотрела на мать:
— А ты забыла, мама, как твои родные противились твоему желанию выйти замуж за папу — выходцу из Мексики! Гордые Морага, которые так гордились своей чистой кастильской кровью, не могли позволить своему отпрыску выйти замуж за человека не голубой крови!.. Однако ничто не смогло изменить твоего решения!..
— Молчи, Кончита! Это было совсем другое дело. В нашем браке не было религиозной розни. Мы оба были испанцами и добрыми католиками.
Не прошло много времени, как к веранде подкатила громыхающая деревянными колесами двухколесная повозка, куда взобрались обе женщины. Рядом с отправившейся в миссию повозкой, где ехали донья Игнасия и Конча, обе с заплаканными глазами, гарцевал на великолепном коне дон Хосе… Остальные члены семьи ничего не понимали и в недоумении смотрели вслед кавалькаде, вскоре скрывшейся за поворотом.
2
Если дон Хосе и донья Игнасия думали, что монахи смогут сломить волю Кончи, то они плохо знали свою дочь. Никакие увещевания падре не помогали. Конча упорно повторяла, что она любит своего Николая и он единственный человек, за кого она выйдет замуж… Для острастки Кончу одну заперли в церкви миссии, приказав прочесть установленное количество молитв, в то время как падре и ее родители уединились для совещания в одну из келий.
Конча усердно молилась перед изображением Девы Марии, молилась исступленно, но просила помощи не в том, чтобы дать ей силы отказаться от Резанова, а наоборот — дать ей силы добиться согласия родителей на брак.
Совещание с монахами ничего определенного не принесло. Монахи знали, что Резанов, занимавший высокий правительственный пост в России, не захочет и не сможет отказаться от своей религии, и, конечно, нечего было и думать о том, чтобы Конча отказалась от своей. А потом, если оба останутся в лоне своих религий, что станется с их будущими детьми.
Уже стемнело, когда скрипучая повозка с доньей Игнасией и Кончей, сопровождаемая доном Хосе, въехала во двор президио. Лица у всех трех были угрюмые. Аргуэльо сразу же удалился в покои губернатора Ариллага, посоветоваться с ним, и оставался там до самого позднего часа.
Рано утром следующего дня два падре из миссии вместе с комендантом доном Хосе Аргуэльо подъехали к берегу, служившему пристанью для «Юноны». С корабля немедленно была подана шлюпка, и гостей доставили на корабль, где их без промедления провели в каюту Резанова.
Войдя в каюту, Аргуэльо и оба монаха торжественно остановились посреди комнаты. Лица у них были серьезны и даже скорее суровы. Комендант отказался сесть, когда Резанов предложил ему стул.
— Ваше превосходительство! — сухо проговорил Аргуэльо, — несмотря на все наши убеждения, наша дочь Кончепчион настаивает на том, что она хочет сочетаться с вами законным браком. Нам обоим — моей жене и мне — ничего не остается, как дать наше согласие, но… — поднял он палец, прежде чем Резанов мог промолвить слово, — вы и Кончита исповедуете различные веры, и поэтому Кончите необходимо получить разрешение высших церковных властей. Этого разрешения не имеют полномочий давать ни наши падре, ни церковная администрация в городе Мехико… Разрешение должно прийти из Рима!.. — веско закончил комендант и сжал губы.
Резанов в недоумении посмотрел на него:
— Это же никак невозможно, сеньор Аргуэльо! — разгорячился он. — Я намеревался сочетаться браком с сеньоритой и вместе с ней отправиться на корабле домой, в Россию.
— Боюсь, сеньор, что вопрос о браке придется отложить, — опять несколько официально заявил Аргуэльо… — Все мы, кто имеет отношение к этой проблеме, пришли к убеждению, что даже если нами будет дано разрешение на брак, на это потребуется санкция церковных властей в Риме…
— Сеньор Аргуэльо, вы, понимаете, конечно, сколько времени при современных способах сообщения потребуется на такое разрешение… Пройдут годы…
— Это время можно ускорить, сеньор, если вы по возвращении в Петербург обратитесь с петицией к вашему императору и попросите разрешения на брак, а кроме того, попросите его употребить все его влияние на то, чтобы получить разрешение от его святейшества папы.
Резанов нахмурил брови:
— Да, конечно, на это уйдет время… много времени… После того как я получу разрешение от своего августейшего покровителя, мне, вероятно, нужно будет поехать в Мадрид, просить его католическое величество посодействовать мне в получении разрешения от его святейшества. На путешествие из Калифорнии через океан и Сибирь в Петербург и затем в Мадрид и Рим, а потом обратно в Калифорнию уйдет, сеньор, по самым скромным расчетам не меньше двух лет!.. Вы от меня требуете невозможного…
— Только на этих условиях мы сможем дать согласие на брак нашей дочери с вами, сеньор!
— Хорошо… если другого выхода нет… я согласен, но… два года — очень большой срок, и не только для меня, но и для Кончиты. За это время многое может случиться — возможно, у вас и даже у Кончи появятся сомнения — вернусь ли я?
— Что же вы можете предложить, сеньор?
— Наше формальное обручение до моего отъезда. Обручение будет гарантией того, что я вернусь и потребую руки сеньориты Кончепчион, потребую, чтоб она стала моей женой.
Лицо Аргуэльо просветлело.
— Я вас вполне понимаю, сеньор, — и он тепло охватил его руку своими большими руками. — Ничего не имею против подобного решения.
Он повеселел, видя, что Резанов нашел выход из тяжелого положения, устраивавший старого вояку.
— Не думаете ли вы, сеньор камергер, что самым лучшим временем для церемонии обручения будет день накануне вашего отъезда?
— Предоставляю выбор дня на ваше усмотрение, сеньор комендант.
Настроение у всех присутствующих сразу же поднялось.
— Я полагаю, что наше соглашение нужно отметить и отпраздновать бокалом шампанского… — весело добавил Резанов. — Жан, — позвал он своего слугу, — откупорь бутылку шампанского.
Через полчаса вся группа вместе с Резановым отправилась на берег. Резанов сам хотел сообщить своей возлюбленной о принятом решении. Когда они приехали в президио, дон Хосе разрешил Конче уединиться на веранду со своим нареченным, чтобы Резанов смог поделиться с ней радостной вестью. Хотя Конча и осознавала, что были серьезные препятствия со стороны как ее родителей, так и монахов на их брак с Резановым, и понимая также, что Резанов должен был согласиться на какие-то условия, но какие именно эти условия — она не знала, пока Резанов не сообщил их ей.
— Наша разлука будет долгая, дорогая Кончита, — сказал он, когда она присела на скамью,. — но это было единственным условием на пути к нашей свадьбе!
— Я знаю, — притихла Конча, — ожидание будет долгим и ужасным… Я буду считать дни и ночи до твоего возвращения, Николай…
