бухты с темно-фиолетовой водой.
Со стороны берега лагуну окружали крутые барханы с белым песком. В бухте кроме нас оказались еще двое рыбаков с удочками и с ведрами, наполненными рыбой. Пока брат надевал подводные доспехи, я в маске нырнул в воду и испытал чувство невольного страха: дно резко углублялось, и подо мной темнела бездна. Да еще этот громила в шутку заорал: «Ша-а-арк!» («Акула!»). Я на всякий случай поискал на поверхности треугольные плавники, знакомые по фильму «Челюсти». Плавать что-то расхотелось, и я забрался на берег. Взял «Зенит» и увековечил брата в гидрокостюме.
Потом почувствовал, скорее подсознательно, близкую опасность и увидел, что к моим ногам, погруженным в воду по щиколотку, подплывает мерзкая змееобразная мурена с наглыми глазками и разверстой пастью, усеянной ядовитыми зубами. Успев сделать кадр, я выскочил из воды. Холодный пот стекал между лопаток и струился на белый песок. Я крикнул брату, что имел свидание с муреной, но он только махнул рукой, и сия пучина поглотила его.
Президент в гидрокостюме тоже плавал и сообщал о размерах рыб, креветок и осьминогов, попавших в поле его зрения. Наконец, брат вынырнул и вознес над головой пронзенного попугая. Счет открыт.
Мохаммед показал пальцем на песчаную гору, подступившую к лагуне, и сказал, что с этого склона его дети любят съезжать по песку, как русские по снегу. Я понял намек и полез на гору. Мелкий белый песок сыпался под ногами, я скользил, но упорно полз наверх. За что получил в награду прекрасный вид, открывшийся с высоты. Вода залива отсюда казалась почти черной, лишь у самых берегов голубела. С обратной стороны до горизонта чередой катились волны песчаных холмов, меняя цвета от белого до серо-бурого. Не было ощущения статичности, нет! здесь все двигалось, пульсировало, парило. Песок долин казался манной кашей, вытекшей из сказочного горшка и заполнившей низины. Самые высокие и таинственные горы подпирали небо у горизонта и манили к себе. Я лег на спину и, глядя на небо, медленно поплыл вниз. Мелкий песок стекал вместе со мной. Скольженье и полет... Сколько продолжался спуск ? не помню, очнулся, когда мои ступни уперлись в армейские ботинки Мохаммеда. Он нагнулся надо мной и спросил, все ли у меня в порядке. «Хакей, — сказал, — маджестик» («Чувствую себя великолепно. Благодарю за трогательную заботу о моем здоровье и настроении, а так же за идею. Кажется, я понял твоих детей, которым это нравится. Действительно это было волшебно»).
Через пару часов мы обыскали весь берег в поисках ракушек, пообедали бутербродами и стали маяться от жары и безделья. Народ возроптал на увлекшегося подводным царством брата. Но тот не реагировал ни на наши крики, свист, ни на гудки джипа. Тогда мы приняли решение оставить брату Мохаммеда с джипом, а самим ехать домой на сиесту. Военные нас спокойно пропустили, и мы с ветерком вернулись в отель. И сразу разбежались по номерам под пресный душ: морская соль разъедала кожу.
В номере обожженный Валера уже смело лежал на спине и в обнимку с бутылкой виски смотрел телевизор. Я смыл соль, окатился холодной водой и, освеженный, вышел из душа. Мы с ним обменялись шутками, я выпил бутылку местной минералки из холодильника и взял в руки книгу.
Вечером в рецепшене ярославский Валера с братом возбужденно уговаривали наших туристов съездить завтра на катере на подводную охоту. Брат обещал им чудеса подводного мира и сытный обед из свежей рыбы. Рядом с ними сидел Халид и поедал глазами наших блондинок. «Однако ничего у них не получится, — напророчил Президент. — Все, что начинается по пьяному делу, обычно проваливается».
Последний день в Хургаде мы решили начать с пляжа. Там собралась почти вся наша группа. Мы загорали так, будто впитывали ультрафиолет про запас, купались с такой жадностью, как в последний раз в жизни. Играли в волейбол, ловя мяч руками и солнечных зайчиков — глазами. Мы играли в теннис мячиком, привязанным леской к трубе, вращая его со свистом. Официанты сбились с ног, угашая жажду напитками. Мы проживали его, как последний день своей жизни.
Президент подозвал официанта и затребовал спутниковый телефон — любимую игрушку деловых людей. Попивая сок, по колено в воде, он объяснял абоненту на том конце провода, что он не в Москве, а в Африке на пляже и дает наставления из бирюзовых вод Красного моря. Собеседнику в Москве это надо было еще переварить, и Валера пока уточнял, какая там погода. «Скока-скока? Пятнадцать мороза? А здесь — тридцать жары». И все в таком роде.
Он катал Олю на водном мотоцикле — до горизонта и обратно, поднимая каскады брызг до синего неба. Я нырял в пучину вод, прощаясь с флорой и фауной богатейшего моря планеты.
Потом мы реализовали мечту: взяли напрокат велосипеды и проехались на них до края Хургады. Автомобили нас уважительно объезжали. Ветерок трепал нам волосы. Приятно было ощущать скорость всем телом. В этот день я вспомнил, что такое мышечная радость! Эта радость по-детски безыскусна и естественна для нормальных людей, которые живут в гармонии с природой. Как нам не хватает этих человеческих ощущений в городах! Президент махнул рукой в сторону уличного кафе, и мы остановились выпить сока. Наши физиономии, наверное, излучали такую радость, что официант засмеялся и принес стаканы, ослепляя своей белозубой улыбкой. Мы, кажется, не только увеличивали их товарооборот, но и всемерно повышали настроение.
Объехали кругом строительство нового отеля. Рабочие, не особенно поспешая, таскали носилки с гравием. Тут же, на стройплощадке, паслись черные тощие козы. Они с аппетитом поедали бумагу, рубероид и лизали цемент. «Они, наверное, и доятся цементным молоком», — предположил Президент.
