Его хитрость удалась: Бия и Жасира не сказали сразу же, что Луаны здесь нет, а спросили, кто он и зачем ему нужна Луана.
— Я сын Бруну Медзенги — ее мужа. Мы очень беспокоимся о Луане — она ведь скоро должна родить.
— Да-да, — в растерянности молвила Бия, понимая, что неожиданный приезд Маркуса может быть спасительным для Луаны и ее ребенка, но в то же время не решаясь нарушить данное ей обещание. — Луане сейчас трудно, мы знаем…
— Но ее нет среди нас, — продолжила Жасира, проявив гораздо большую решительность.
От Маркуса, однако, не укрылось то замешательство, в котором прибывали обе женщины, и он продолжал настаивать на своей просьбе:
— Поверьте, я ищу Луану ради ее же блага. Скажите, где она. Мне надо хотя бы поговорить с нею.
Жасира вновь повторила уже ранее сказанное, а Бия, пробормотав: «Извините, мне надо заниматься делами», ушла в хижину, где лежала Луана.
— За тобой приехал сын Бруну Медзенги, — сказала она. — Мне кажется, его послал сам Господь. Ты не должна прятаться и теперь, когда у тебя ужа начались схватки.
— Нет! Нет! — испуганно прошептала Луана. — Уведи его куда-нибудь подальше отсюда, умоляю!
— Ты поступаешь безответственно по отношению к ребенку, — высказала свое мнение Бия.
— Именно ради ребенка я и прошу тебя: помоги! Не дай Маркусу найти меня. Иди к нему быстрее, пока он сам сюда не вошел!
Бия вынуждена была отступить ее просьбе и отвлечь внимание Маркуса от хижины. Но по тому, как она волновалась, Маркус окончательно убедился, что Луана скрывается где-то здесь.
— Я верю вам, — сказал он женщинам. — Вы прячете Луану, не понимая, что подвергаете ее опасности. И дай Бог, чтобы вам не пришлось потом раскаиваться, если с нею случится что-нибудь ужасное.
— Мы говорим правду, — виновато пролепетала Жасира, но Маркус и на этот раз не внял ее уверениям, заявив:
— Я обшарю тут каждый уголок, но найду Луану!
Эта угроза донеслась до самой Луаны, и она, не задумываясь о последствиях, выскользнула из хижины, никем не замеченная.
Маркус же отыскал все вокруг и, не найдя Луаны, позвонил отцу:
— Я уверен, что Луана здесь, у Режину! Пока я не нашел ее, но буду продолжать поиск.
— Спасибо, сынок, — ответил взволнованный Бруну. — Я сейчас же вылетаю к тебе!
Не найдя Луаны на месте, Бия пожалела, что пошла у нее на поводу. Хорошо, если бедняжка успела добраться до ближайшей больницы. А если родила где-нибудь на дороге?!
Шум приближающего вертолета заставил Бию встрепенуться. Она выбежала из хижины и помчалась к тому месту, где приземлился вертолет.
— Что с Луаной? Где она? — грозно произнес Бруну, выйдя из пилотской кабины.
— Она была здесь, но… ушла, — взволновано ответила Бия. — Найдите ее, сеньор! У нее уже начались предродовые схватки…
— Так почему же вы ее отпустили?! Куда она могла пойти?
— Думаю, в ближайшую больницу. Это недалеко отсюда.
— Садитесь в машину! Покажите, куда ехать, — распорядился подоспевший Маркус.
В больнице, однако, Луаны не оказалось. Бруну заторопился к Режину.
— Прикажи своим людям прочесать окрестности. Если с Луаной случится беда, вы все ответите за ложь и укрывательство!
Сам он тоже отправился на поиск, и вскоре ему повезло набрести на ветхую лачугу, одиноко приютившуюся вблизи дороги.
С замиранием сердца толкнул скрипучую дверь и увидел на полу корчившуюся от боли Луану.
— Это ты?.. — слабым голосом вымолвила она. — Наш сын сейчас родится…
— Да-да, теперь все будет хорошо. Я помогу тебе, — пробормотал Бруну, понимая, что уже не успеет довести Луану до больницы. — Ты ничего не бойся: он родится прямо в мои руки.
Глава 49
С некоторых пор Жеремиас пребывал в прекрасном расположении духа, чувствуя себя не просто победителем, но вершителем высшей справедливости. Ведь он сам, по собственному разумению, мог наказать зло и поощрять добро. Мог даже прощать оступившегося, давая ему шанс на исправление. Слава Богу, у него достало сил и ума разобраться и с коварным Фаусту, и с алчной Рафаэлой. Он также проверил на прочность Отавинью и Луану. Первый оказался довольно хлипким, вторая — гордой и строптивой. Но эти черты — в крови у всех Бердинацци, а значит, примирение с Луаной возможно и даже неизбежно. Вот только что делать с ее ребенком — отпрыском проклятого Медзенги?
Эта мысль омрачала настроение Жеремиаса, но он старался на ней не сосредотачиваться. Главным для него сейчас было то, что он знал своих подлинных наследников — Джузеппе и Луана. Рафаэле же он сказал:
— Оставляю за тобой новую фазенду. Живи там с Отавинью и постарайся никогда не напоминать мне о своем существовании. Не хочу, чтобы ты приезжала даже на мои похороны!
— А Луана, конечно, поселится здесь, вместе с ребенком Медзенги? — ядовито усмехнулась Рафаэла.
— Тебя это не должно волновать! — отрезал Жеремиас.
Однако тот же вопрос ему вскоре задала и Жудити, на что он ответил со всей жестокостью, которая вспыхивала в нем при одном упоминании фамилии Медзенга:
— Луане придется выбирать. Либо половина моего состояния, либо — ребенок проклятого Медзенги!
— Но какая мать откажется от своего ребенка? — возразила Жудити. — Мне кажется, вы слишком строги к Луане.
— А мне кажется, ты слишком много на себя берешь, — проворчал Жеремиас.
— Но вам же никто не посмеет сказать правды, кроме меня, — не отступала Жудити. — Я думаю, вы и с Отавинью поступили несправедливо. Фактически выгнали его из дома. А ведь сеньор Олегариу был вашим истинным другом. Он умер за вас!
— Этот долг я ему уже отплатил, — сказал Жеремиас.
— Как? — не поняла Жудити.
— А вот если пойдешь со мной сегодня в постель — расскажу! — огорошил ее Жеремиас, и она вынуждена была прекратить свои расспросы и замечания.
Он же, оставшись в одиночестве, задумался над тем, что она говорила. Бесспорно, Жудити была права: Луана никогда не бросит своего ребенка, ни за какие деньги. Но что же тогда делать? Расстаться с нею навсегда или?.. Нет, воспитывать ребенка Медзенги как своего внука — это уж слишком!
Так и не придумав, как поступить с Луаной, Жеремиас принялся рассматривать деловые бумаги, но тут раздался телефонный звонок, сразу снявший эту неразрешимую проблему.
— Дядя, я звоню из Рибейран-Прету, — услышал он голос Луаны. — Хочу успокоить вас: со мной все в порядке. У меня родился сын! Мы с Бруну дали ему имя Филипе. Филипе Бердинацци Медзенга!
У Жеремиаса потемнело в глазах от такого сообщения. С трудом переведя дух, он глухо выдавил из себя:
— Я рад, что ты жива, но не хочу знать тебя!
Затем положил трубку и стал ходить из угла в угол по комнате, гневно выкрикивая:
— Она не получит от меня ничего! Ничего! Знать ее не желаю!
