Матриарха это вполне устраивало. Ей не было нужды в сострадании или мягкости. Она посвятила себя служению тьме и отчаянию в тот день, когда подожгла дом со своей семьей, убив всех, кроме малыша Кристофера, которого воспитала в собственной нечестивой манере, обучив безрадостной мудрости ее испорченного сердца.
Но уроки прошли впустую. Он влюбился Боа, как тупой подросток, и отдал ей самые мощные работы по абаратской магии в знак неумирающей преданности. Если бы Бабуля Ветошь не была такой сильной, она бы тяжело восприняла это предательство ее доверия. Но Те, Кто Ходят За Пределами Звезд, дали ей доступ к силам, по сравнению с которыми абаратская магия казалась ребячеством. Их музой была сила, древняя, как сама Смерть. И лучшее доказательство вдохновения такой силы — судно, в котором ныне путешествовала Бабуля Ветошь. Буреход был наполнен свидетельствами смертоносного гения Нефаури. Одно такое свидетельство представляло собой огромное изображение архипелага, плавающее перед ней в воздухе, с видимыми внутренними системами и структурами каждого Часа; если бы она решила полностью разрушить какой-то остров, карты показали бы ей все слабые места и точно бы знали, куда направить снаряды.
Сейчас она изучала полотно тридцати футов в длину, похожее на картину, написанную в тумане светящейся пастелью. Темные создания были лишь частью того, что предлагала карта. Кроме них, она раскрывала, какие эмоции преобладали на Часах. Простая бумага могла показать ей форму острова, но никогда — чувства тех, кто на нем жил. Сейчас на карте наблюдались радостные новости: острова тонули в панике и ужасе. На руинах того, что некогда было местами покоя и радости, властвовали враги.
По улицам Балаганиума бродили чудовища. По ненаселенным пустошам острова Черного Яйца передвигался Легендарный Город Тысячи Врагов в полмили высотой, дом для десяти сотен монстров. На юго-западе Великая Голова превратилась в кучу обломков, разрушенная чудовищным существом, призванным из глубин Изабеллы. Члены Совета, которые встречались в ее башнях и писали законы для островов, чтобы те жили в мире, утонули или были погребены среди камней.
Все это время отряды Бабули Ветоши продолжали арестовывать тех, кто находился в списке Врагов Императрицы (а там были тысячи имен). Они направляли их в лагерь за горой Галигали, где создавался другой механизм, изобретенный Нефаури: Великий Стиратель Душ, который должен был прикончить каждого, кто когда-либо поднимал против нее голос или собирался сделать это в будущем, о чем говорили ее швеи-пророки.
В теле Бабули Ветоши оставалось всего два шипа, с которыми она, ее легионы и Буреход должны были разобраться. Одним был кричащий абсурд города Коммексо, где бесился Малыш. Другим — Двадцать Пятый Час.
Время Без Времени она оставила напоследок.
— В Коммексо, — пробормотала она.
Буреход услышал ее приказ. Передвигаясь на ногах из молний, опалявших землю дочерна или превращавших воды Изабеллы в пар, если он ставил их на морскую поверхность, корабль всей своей мощью развернулся к Пайону, где во мраке Полуночи вызывающе сиял огнями город Коммексо.
Глава 50
Из глубин
— Мистер Пикслер! Мистер Пикслер!
Щипцоверн постучал в дверь комнат Роджо Пикслера, сперва осторожно, а потом громко, костяшками всех пальцев.
—
Он услышал, как за дверью по полированному мраморному полу передвигается что-то тяжелое. Наконец, из этого странного звука возник голос драгоценного гения Щипцоверна, творца изначального Малыша Коммексо Роджо Пикслера.
— Я прекрасно знаю о ситуации на улицах, Щипцоверн. Я выслал легионы Малышей-вояк, которые отважно там сражаются. Но требуется нечто более примитивное…
— Там огромный корабль длиной в милю, клянусь!
— Буреход? Да. Я вижу его на экранах.
— Это Бабуля Ветошь, мистер Пикслер. Она называет себя Императрицей всех островов.
До Щипцоверна доносился звук репортажей с улиц Коммексо, которые смотрел сейчас великий архитектор. Пикслер построил город благодаря богатству, полученному с помощью Малыша. Это стало работой истинного визионера — создание города вечных огней на Часе, чья тьма была глубока. Город стоял на трех ночи, но никто из живших на его ярких улицах ее не боялся. До сих пор.
— Вас не волнует, что эта женщина прибыла сюда на корабле, способном разрушить город?
— Она не станет этого делать.
— Она может убить все, что вы…
— И Малыша.
— Да.
— Не забывай о Малыше.
— Но до Малыша были
— Разве?
— Да… — сказал Щипцоверн, на этот раз не так уверенно. — Конечно, вы. Без вас… без вас ничего бы этого не было.
— А Малыш?
— Сэр. Вы были
— Да…
— Так что насчет города, сэр?
— Город, — казалось, он вспоминал слова, в которые раньше безоговорочно верил.
— Город Коммексо принадлежит Духу Малыша и всегда будет ему принадлежать.
— Хорошо, — с облегчением сказал Щипцоверн, поскольку гений, на которого он работал, не утратил понимания порядка вещей. — Так что же нам делать с Буреходом, сэр? Он висит над нами, и все его орудия смотрят на город. Вы ведь не хотите причинить Духу Малыша еще больший урон?
— Конечно, нет. Этот город должен стоять как завет мечтам о Малыше Коммексо.
— Хорошо, мистер Пикслер. И что мне делать?
— А что ты посоветуешь?
— Я?
— Да, доктор. Что бы ты посоветовал сделать ради города Малыша?
— Не думаю, что у нас есть выбор. Мы будем либо разрушены, либо сдадимся.
— Полагаешь, если я сдамся этой императрице, она может ко мне придти?
— Простите, сэр. О чем вы говорите?
— Я говорю, что если она хочет тотального владычества, для нее это будет удачный маневр, разве не так? Мое бесценное тело в обмен на безопасность города.
— Вы хотите предложить ей это, сэр?
—
— Это она? — спросил Пикслер удивленным тоном.
— Да, сэр, — сказал Щипцоверн. — Это она.
— Как она смогла вмешаться в нашу засекреченную линию связи?
— Она не на линии, сэр. Она здесь. Со мной.
— Что?
— Простите, сэр. У меня не было выбора.
— Почему ты мне не сказал?
— Она запретила, сэр.
— И как любой разумный трус, — продолжила Бабуля Ветошь, — он предпочел сохранить свой глаз,