все дети, кроме Кристофера. Сорок два! Это ничто. Но даже это небольшое время я сумел наполнить такими позорными вещами… такими ужасными. Я лишь хотел сказать Кристоферу, что время еще есть…
— Время для чего? — спросила Кэнди.
— Для того, чтобы исцелить тех, кому он нанес боль, — сказал Зефарио.
— Невозможно исцелить мертвых.
— Ты довольно откровенна.
— Но это правда.
— Я не сомневаюсь. Мой сын сделал множество ужасных вещей. Я вижу следы, которые он оставляет за собой на всем, чего касается. Даже на тебе.
Кэнди почувствовала, что на нее словно вылили ушат холодной воды. Насколько заметным должен быть этот след, чтобы его увидел слепой?
— Но вы же знаете, что он хотел не меня. Он хотел принцессу Боа. Всю мою жизнь она сидела во мне. Я не знала, что она там, пока… пока не нашла Абарат. Или пока он не нашел меня.
— Ты уверена?
— В чем?
— Что Кристофер хотел Боа, а не тебя.
— Да. Я это знаю, — ответила Кэнди, кивая.
— Однажды я видел тебя, когда раскладывал карты. Я не знал, кто ты, но ты говорила с Кристофером, который лежал, едва в состоянии поднять голову…
— Это было в Цыптауне. Да. Он был очень слаб. Мне тогда казалось, что он умрет. Он хотел поговорить с Боа, и я, конечно, ему позволила.
— Чего он от нее хотел?
— Он хотел, чтобы они умерли вместе.
— А она была на это готова?
— Нет, вряд ли. Точно не знаю…
— У вас было общее сознание?
— Я не всегда могла ее найти. Она от меня пряталась. Даже в моей собственной голове. А какая разница?
— Он знает, что вы с принцессой…
— Больше не вместе? Да, знает. Я видела его в Тацмагоре. Он пришел ко мне… точнее, к
Напряжение, которое до сей поры Кэнди не замечала на лице слепого, внезапно исчезло.
— Ты в этом уверена?
— В чем? Что он хотел спасти мою жизнь? Или ее? Да. Да, я в этом уверена. А что? Это имеет значение?
— Имеет ли значение, что в нем есть крупица доброты? Что он заботится о ком-то, даже рискуя навредить себе? Конечно, это очень важно. Возможно, только для меня. Но я единственный, кто должен жить с этим знанием.
— Со знанием чего?
— Всего того ужасного, что он совершил. Семьи, которые он разрушил. Любовь, которую уничтожил. До этого пожара, Кэнди, я был плохим человеком. Я признаю это. Но я не учил его убивать людей их собственными кошмарами. Это сделала моя мать. Безумная Карга Горгоссиума… а сейчас Императрица и палач. Она там, — он указал на колоду, лежавшую в руках Кэнди. Во время разговора та перемешивала ее, и одна из карт привлекла внимание слепца. — Моя мать, — сказал он.
Изображение на карте пугало до смерти. В пустой комнате, где не было ни элементарного уюта, ни украшений, находился единственный обитатель: маленькая голая фигура у окна, заполнявшего левую сторону картины. Через окно на него смотрело огромное бескровное лицо пожирателя со сверкающими зубами.
— Вряд ли это ваша мать, — сказала Кэнди.
— Это символ, не подобие, — ответил Зефарио. — Разница есть. Это существо в окне представляет силу, позволяющую моей матери делать то, что она делает. Нефаури. Один из Тех, Кто Ходит За Пределами Звезд.
Кэнди почувствовала холодные эманации, исходящие от изображения на карте. В голове у нее начало пульсировать.
— Она имеет в своем распоряжении магию Нефаури. Поэтому она способна наносить такой огромный урон. Я молю, чтобы мой сын не заключил с ними ту же сделку.
— Почему?
— Потому что цена этой силы огромна, и оплатить ее едва ли возможно. Если я смогу с ним поговорить, то попытаюсь убедить его отвернуться от Нефаури.
— Тогда поговорите.
— Для этого мне нужна твоя помощь.
— Ничего подобного я не планировала.
— Не хочу ставить тебя в опасное положение…
— Меня не это беспокоит.
— И денег у меня нет…
— Мне не нужны деньги, даже если б они у вас были, — ответила Кэнди.
— Тогда чего ты хочешь?
— Мы должны покинуть остров, Зефарио.
— Это несложно. У тебя достаточно сил, чтобы создать глиф?
— Достаточно. И это будет очень необычный глиф.
Глава 59
Шепот бесконечности
Императрица Тант Эйла Тлен стояла у пятидесятифутового окна Бурехода и с невероятным наслаждением и удовольствием взирала на Церемониальное собрание Имперских палачей. Все проходило в надлежащем порядке. Здесь было восемь батальонов заплаточников-палачей, и каждый был силен, как тысяча простых солдат. Избыток ножей по сравнению с сердцами был намеренным: такая предосторожность принималась на случай, если приговоренных окажется больше ожидаемого, или если некоторым заплаточникам не удастся убить. Симметричные командиры были сшиты из остатков качественной ткани и побеленной кожи чешуйчатых рептилий.
Императрица наслаждалась работой своих швей, когда непрошенный голос прервал ее задумчивость.
— Здравствуй, бабушка.
Старуха ощетинилась.
— Кристофер. — Она не обернулась. Не было нужды. Она видела его отражение в окне, когда он вышел из тени. — Это…
— Неожиданно? Да. У меня новые шрамы. Но ты об этом знаешь. Потому что эти раны нанесла мне ты.
В тот миг он ощутил частицу старой злости, той ярости, что вырвалась из него на палубе «Полыни». Кошмары поймали ее энергию и еще ярче засияли лилово-синим светом.
— Я чувствую, ты до сих пор хранишь на меня обиду, — сказала Императрица, поворачиваясь лицом к внуку.
Сейчас он ничем не напоминал то отчаявшееся, брошенное существо, которое Кэнди Квокенбуш встретила в переулке за рынком в Тацмагоре. Теперь на нем была хорошая одежда из нового белого льна, способного прекрасно отражать свет зиккурата на Окалине. Кошмары в новом воротнике отбрасывали на
