…Вот и лето закончилось. Новая зима не за горами. В государстве тишь-гладь, только перья скрипят, учится народ, прониклись моими указаниями, судье нашему завидуют. А мне что делать? Хандрю потихоньку.
Как-то тихо и незаметно все социальные инициативы отошли под крылышко Бортэ и благополучно под ним существуют. Сунешься проверить – а как я у вас в глубинке сейчас бедного сироту найду, воина калечного, в нищете прозябающего, старуху, выкинутую родными за порог! А и нет никого. Конечно, какой из меня инспектор, впереди трубачи скачут, а перед ними, километрах в тридцати, дозоры гвардейцев рыщут. В общем, по приезде обнаруживается, что это никакая не глубинка, а чуть ли не столица, то есть моя Ставка, и все готово к прибытию повелителя. А глубинка теперь там, откуда я уехал.
Шутки шутками, но в стране все действительно нормально, похоже, я хороший антикризисный управляющий, а Бортэ – идеальный президент мирного времени. Она про себя этого не знала, потому что мирного времени не было, воевали все вокруг. А когда скот так пошел размножаться, что все затраты Бортэ на весеннюю инаугурацию уже сейчас покрыты и в стране намечается перепроизводство мяса, ей больше ничего не остается, как просто его перераспределять нуждающимся. Вот нуждающиеся и закончились. Все равно, как если бы у нас, на Земле, нефть за год в два-три раза подорожала. – России денег девать некуда.
Здесь, в Монголии, денег своих нет, а зарубежные пока как-то не в ходу. Вместо рубля – баран, так населению привычно. Я и Бортэ не стремимся убедить простодушных монголов, что баран – ерунда, а монетка – это о-го-го! Убедить можно всех и во всем, и баранов, и друг друга на бусы поменять, мол, там, где бусы печатают, производство баранов крайне дешево, такая цена на рынке сложилась. Жрать они после этого бусы станут? Не нужны им бусы, а бараны нужны – детей кормить.
Так что экономику будем развивать с умом: думать, чем, за что и с кем торговать. Зато мой народ счастлив, этого за деньги не купишь. И, мне кажется, это не они идиоты. Бортэ привыкла вертеться, концы с концами с трудом сводить, каждую копеечку считать, страна совсем нищей была. А тут просто праздник какой-то: рубль вложишь, а он двумя возвращается. Это я о вложении в социалку. И сам причин не понимаю, просто мы все лучше и лучше живем. Мы – я не про семью, я про Монголию. Знаю, это годы такие удачные, начнется засуха, поголовье может упасть в разы, и тогда – голод. Зимой буду думать. Так что, не нужен я никому, все и без меня прекрасно, вот и хандрю потихоньку. В Питере в театр бы сходил или в кино, или пивка попил бы с друзьями…
Со старшим сыном Бортэ – Зучи – у меня не очень складываются отношения. Когда познакомились, ему стукнуло лет семнадцать на вид, Бортэ говорила – девятнадцать, может, и так. Что-то у него в отношениях с родным отцом было не в порядке, и эта настороженность перешла на меня. Подростковый и юношеский возраст вообще штука сложная, стараюсь скрытое в нем как-то преодолеть, надеялся – с годами сгладится. Думал, к матери меня ревнует, повзрослеет – во всем сам разберется. Но холодок все равно сохраняется.
Может быть, с отцом меня постоянно сравнивает, сравнение не в пользу отца, и это его обижает? Я его берегу как могу, а могу – все время, поэтому в походы старался не брать – старший сын, первый наследник, а если совсем прижимало, как тогда на восточной границе, оставлял в лагере. Но кто-то должен был охраной лагеря командовать? Второго сына брал с собой в атаку, так его и ранили, чуть не умер. Хорошо, что яд от стрелы отсосать из раны успели. Может, в этом причина, думает, я сознательно держу его на дистанции, трусом считаю? Неплохо бы в этом разобраться, снять все недоразумения и недомолвки между нами, после двадцати он в возраст вошел, пора его учить управлять государством, готовить к тяжести, которая когда-нибудь упадет на его плечи и может сломать. Жить для других – непростая судьба.
…По всей протяженности северной границы страны тянутся бескрайние леса. Они населены множеством племен, говорящих на нашем языке, почти неотличимых по внешнему виду от нас, но ведущих совершенно другую, хоть и кочевую, жизнь. (Неотличимых – неправда. Легко. У них ноги прямые.) У них нет юрт и палаток, они не используют для передвижения в лесу лошадей, вообще не держат скота, добывают мясо охотой. (Зимой по лесу на самодельных лыжах бегают, но пользуются не двумя палками, а одной. Мне в третьем классе друг отца из Сибири камусные лыжи подарил, подбитые кусками шкуры, короткие, третьекласснику по плечо, и широкие. Я на них всех обгонял и бегал вообще без палок.)
Живут в шалашах из коры и ветвей, разбросаны по гигантским территориям, потому что при большой скученности в лесу – просто не прокормиться. У нас идет небольшая меновая торговля мехами, больше об этих племенах практически ничего не известно, потому что предмета для интереса к ним не было, у всех своих военных забот хватало, а с этих, мол, что взять? Во время войны за Центр и Запад они стояли на стороне наших противников, и часть выпертого из страны народа спокойно ушла в северные леса благодаря этой поддержке.
В общем – лесные монголы, только еще менее цивилизованные, чем их степные братья. Живут почти первобытным строем, занимаются охотой и собирательством, до звероферм и огородов пока не дошли. А у нас, совсем немного, даже землепашество есть, все очень примитивно, но в Центре и на Западе, в южных районах, небольшая часть народа засевает поля каким-то зерном, я посмотрел – такого растения не знаю. На овес похоже. Переняли у южных соседей. Поддерживаем землепашцев, конечно, раз занимаются этим делом, значит – выгоду видят. И народ их продукцию с удовольствием потребляет, проблем со сбытом нет. Зерно в ступках в муку толкут, и хранится эта мука годами.
Отвлекся. Так, о чем я? О северных монголах. Хочется мне их включить в наше государство, завершить объединение. Хочется, надо это признать, иначе не лезли бы мне постоянно в голову мысли о них. Что это, старые советские замашки, наследие «империи зла»? Живут себе в лесу – ну и слава богу. Нам-то они зачем? У нас и без них все хорошо. Меха нужны – наменяем сколько угодно, у нас скот некуда девать, шкур полно, и сушеное мясо они берут с удовольствием. Могу научить пеммикан делать. Покончим с голодом в лесах навсегда: при правильном хранении запас годами не портится. Продукт питательный, но на вкус – дрянь дрянью.
Кстати, по этому поводу. Можно организовать небольшой заводик по его производству на границе леса, только рабсила пусть лесная будет. Мои для заводов не годятся, психология не та, взбесятся раньше, чем продукция пойдет. Им волю подавай. Но с сырьем перебоев не будет, это мне Бортэ досконально объяснила, когда мы обсуждали возможные природные катаклизмы и их влияние на потерю нашего скота. Там все зависит от величины и качества выпасов, а главное – от профессионализма пастухов. В засушливый год количество выпасов сокращается, приплод падает, но катастрофы нет. Больше скота поступит на переработку, так как возникают проблемы с его прокормом. Максимальные потери приходятся на богачей, а бедняки со своими двумя-тремя десятками овец и максимум десятком коней переживут засуху спокойно. Главное – отследить, чтобы богачи, вылупив глаза от жадности, бедняков не притесняли. А на это у нас армия есть. Спи спокойно, дорогой Чингизхан, и не лезь в дела, в которых не понимаешь, без сопливых разберемся, для этого пастухи существуют. Голода не будет – Бортэ сказала!
Итак, экономически нам северяне не нужны, скорее, мы им, как гаранты от голода. Лечить? Их свои шаманы лечат, и, думаю, не хуже наших, степных. Россия да будет прирастать Сибирью? Полезных ископаемых у них нет, хотя, конечно, есть, но нам до их разработки еще семь верст пешком киселя хлебать. Нет потребности у нас в полезных ископаемых, наверняка и в нашей степной земле месторождений немало скрыто, и что? Пусть пока так лежат.
Угроза агрессии? Трудно представить, как из дремучих лесов на мои легионы выкатывается озверелая толпа диких германцев, размахивающих дубьем, и лихо крошит нашу степную цивилизацию. Эти копатели корешков больше мне напоминают Дерсу Узала. Конечно, себе на уме, в лесу живут, стрелки отменные. Но даже для набора в мою конницу не годятся, на лошади не усидят. Если объединимся – так и останутся жить у себя в лесу, и степняки без коней к ним не поедут.
Что же у меня получается? Желание объединения есть, но только на добровольной основе, никакой агрессии с нашей стороны. Единая Монголия, северная – лесная и южная – степная, пустынная и горная. Что это дает нашему народу? Наверное, у нас будет больше мехов, если мы освободим соплеменников от необходимости добывать пропитание только охотой, а наш мясной товар получит нового благодарного потребителя. Добыча мехов может дать еще один вид валюты для торговли с другими соседями, на Руси шкурки соболя и куницы заменяли деньги. Название хорватской куны произошло от шкурки куницы, а я ее сам в руках держал и даже ею расплачивался.
