— Доложил...
Помкомвзвода обязан соблюдать уставные правила по отношению к старшим. Я не хочу слушать отговорки.
— Доложил... а жаловаться...
Сержант уклоняется от разговора. Так поступают лица, безразличные к службе, но он-то парень добросовестный. Может быть, я не нравлюсь ему... начальников не выбирают... ему придется привыкать.
— Так точно...— отвечал Проценко и напрямую: — Товарищ лейтенант, старшие начальники отделались обещаниями, чего мне лезть на рожон?
И все же... он — командир. Как должен поступать в таких случаях? Батарея ведь приведена в боевую готовность!
— Доложить старшему на батарее... идти до замполита...
Ну, а если сейчас поступит команда «огонь!»? Сломался ударный механизм, а запасного в зипе 1-го орудия нет... Мощная 152-мм гаубица выведена из строя — это тяжкое преступление. Кто отвечает?
— Командир орудия.
И как он — Проценко — представляет свою участь?
— Не знаю... наверное... трибунал.
Следовательно, ответственность за содержание материальной части и воинский порядок в орудийном расчете ложится целиком на командира орудия. Он сознает последствия?
— Так точно.
Учить, однако, подчиненных легче, чем самому отстаивать уставные положения в будничной жизни. В сумерках я вошел в комнату командира батареи. Хрусталь рассеивал вокруг люстры неяркий свет оплавленных свечей, еще, кажется, из монастырских кладовых. Лейтенант Величко поднялся с кресла.
— И опрос провели? Хорошо...— Командир батареи два-три раза заглянул в тетрадь.— Командный состав дивизиона участвует в мероприятиях по уточнению боевых задач подразделений. Завтра начало рекогносцировки. В двенадцать ноль. Утреннего времени у вас достаточно, займитесь наведением порядка. Личному составу необходимо дать понять факт прибытия лица, ответственного за состояние огневых взводов... Вот, возьмите,— он указал на книги одного формата, целую стопку.— Наставление «Строи и огневая служба», «Устав внутренней службы», Гарнизонный, Дисциплинарный уставы — не отступать ни на йоту... Вы знаете обязанности. Можете рассчитывать на мою поддержку,— командир батареи задумался. Склады задерживают поставку зипов и противоипритных костюмов. В строю огневых взводов недостает десяти человек.
— Вы о чем?..~А-а-а, наши конюхи...— припомнил лейтенант Величко,— ничего не поделаешь, уход за лошадьми возложен пока на третью батарею... Надолго ли?
— Автомобилей ожидаем. Как скоро?
— Не знаю... поступят, нужно полагать.
На огневых позициях ежедневно отсутствует пятая часть людей — орудийный расчет полного состава.
— Не более того, что определено в приказе по дивизиону.
Вместе с орудийными номерами там три тракториста, два шофера.
— Знаю,— командир батареи придвинул к себе одну из книг.
В отделении тяги налицо только половина людей.
— Занимайтесь с теми, которые есть.
Речь идет не только о боевой подготовке. Огневые взводы нельзя признать приведенными в боевую готовность. Командир батареи удивленно поднял голову.
— Ну что ж... не признавайте.
Этот некомплект затрагивает интересы нашего подразделения в целом.
— Товарищ лейтенант, вы не единственный, кто заботится о боеспособности третьей батареи. Занимайтесь этим в рамках вашей должности.
Но старший на батарее не в состоянии обучить людей службе у орудий когда они находятся за пределами огневых позиций.
— Не позже чем через восемь дней орудийные номера и трактористы возвращаются в строй, обслуживание лошадей в порядке очередности принимает первая батарея.
Но до того времени мне что делать?
— То же, что и делали.
Какое-то безразличие. Я не понимал, почему мой непосредственный начальник не принимает мер, и продолжал настаивать, уверенный, что стоит ему захотеть, и вопрос будет решен. Устав твердо определяет обязанности для всех. Принуждать орудийного номера к двойным, тройным усилиям именем того же устава — противозаконно, как противозаконно требовать дисциплину у командира орудия, взвода, батареи, если вместо орудийных номеров в строю — мертвые души.
— Семь человек достаточно для обслуживания гаубицы... даже нашего калибра... Все остальное вы обязаны компенсировать за счет дисциплины.
Вчера я имел беседу с командиром 2-го орудия, сегодня — 1-го. Они твердят одно: положение, сложившееся в батарее, заведено не ими, и объясняют этим упущения в службе орудийных номеров и свои собственные. В вопросах поддержания воинского порядка сержанты в своих требованиях к подчиненным не идут дальше лейтенантов. Они оглядываются на старших и следуют их примеру.
— Командир орудия несет единоличную ответственность и не должен винить ни начальников, ни подчиненных за то, что происходит в расчетах...
У орудий вместо десяти человек — семь-восемь.
— Вы снова о том же...
Так точно. Нужно решать. Дивизион удовлетворяет свои нужды в ущерб боеспособности орудийного расчета, что незаконно в понимании командира орудия. Людей из конюшни нужно вернуть.
— Товарищ старший на батарее, пора расстаться с курсантскими иллюзиями,— улыбнулся лейтенант Величко.— Если в бою расчет потерял часть своих людей, орудие не перестает вести огонь. Растолкуйте это командирам орудий. И мирная обстановка нередко заставляет нас плыть против течения. То, что ослабляет одно орудие, для двенадцати орудий на сегодняшний день выглядит наоборот.
Я не разделял такого мнения. Уменьшение численности людей в расчете одного орудия соответственно снижало боеспособность их суммарного числа.
— Он не понимает...— сокрушенно произнес лейтенант Величко.— Нельзя же лишать средств передвижения командный состав и взводы управления девяносто второго отдельного артиллерийского дивизиона.
Выходит, лошади взвода управления и наши, командирские, содержатся в ущерб боеспособности орудийных расчетов?
— Вы должны понять, что огневые взводы имеют возможность высвободить часть людей, взводы управления — нет. Но ведь те и другие составляют одно целое. В конце концов работа разведчиков, топографов и связистов направлена на то, чтобы орудийные номера послали в цель назначенное стреляющим количество снарядов в определенное им же время. — Наблюдательный пункт не будет функционировать, если разведчики слабо подготовлены... В орудийном же расчете положение можно выправить,— Величко стал говорить о взаимозаменяемости. В распоряжении старшего на батарее имеются химики, санинструкторы, отделение тяги. Стреляющему известно положение на ОП, он учитывает все. Аргументы командира батареи казались мне малоубедительными. Он обошел стороной вопрос о том, почему командир дивизиона не затребовал недостающее артиллерийской части количество людей и, вопреки инструкциям на случай войны, решился раскомплектовать орудийные расчеты. Уговорить сержанта легче, чем начальника артиллерии корпуса, подумал я и, устыдившись низости своего предположения, не стал настаивать. Люди в конце концов вернутся, тому времени, может быть, прибудут автомобили и все прочее, чего недоставало огневым взводам. Дивизион ведь только сформирован...
* * * — Ну что, будем готовиться ко сну? Занимайте диван, а другом спит Гаранин... койкой пользуюсь я,— лейтенант Величко поднялся, задул часть свечей. Спать? Рано. В комнате, едва освещенной, заняться нечем. Я вышел. Под липами какая-то батарея под аккомпанемент старшины разучивала
