Это Он всю твою жизнь – от первого удара сердца до последнего – даёт то, что ты имеешь; дарит то, что ты не заслужил; отнимает то, что вредно или пагубно; позволяет случаться скорби для смирения гордости и посылает временное блаженство, чтобы приучить к блаженству вечному.
В тот миг отверзаются Небеса и чутко слушают каждый вздох и каждое слово твоей молитвы, а когда иссякают силы, и ты в изнеможении падаешь и сон обволакивает тебя, то и тогда продолжается в тебе созерцательная беседа с невыразимо любимым и любящим тебя Иисусом Сладчайшим. И даже мысль о Его милости к тебе, о Его любви заполняет тебя блаженством всего без остатка, до самого потаённого уголка души, мельчайшей клеточки твоего существа.
Мне всего-то нужно кое-что вспомнить. Это очень важно, и оно уже от рождения живет во мне где-то там, в глубине души, под слоем праха, в руинах памяти. Нужно сосредоточиться и вспомнить тот всепроникающий свет, ту совершенную красоту, то непрестанное блаженство, которыми изредка жили мои предки – и постоянно самый первый из них – Адам в раю. Не стану утверждать, что я живу этим, но сделаю всё возможное для того, чтобы разыскать это, обрести и уже никогда больше не терять.
Ведь это всё равно, как вернуться в отчий дом после мучительно долгих блужданий по лабиринтам и джунглям, в чуждом мире, среди чужих людей. Ты уже не тот глупый мечтатель, который много лет назад уходил отсюда. Ты смертельно усталый от заблуждений, но протрезвевший навсегда. Тебе в том доме знаком каждый уголок, здесь любящий отец и ласковая мать – они одни заботились о тебе, ничего не требуя взамен. Здесь братья твои и сестры – и они открывают тебе родные объятья. Здесь все тебе рады. Здесь ты любим, и им ничего от тебя не нужно, только бы ты был счастлив.
Часто то, чего так сильно хочешь, к чему стремишься изо всех сил, приходит не тогда, когда ты этого ожидаешь, а внезапно, в тот самый час, когда уже потерял надежду и готов опустить руки, признавая своё полное бессилие и абсолютное собственное ничтожество. И лишь вера держит тебя на уровне выше нулевого, потому что
То, чего я так упорно искал, постоянно ускользало от меня, как мираж в пустыне. Думаешь, вот он – желанный источник воды. Вот уж сейчас напьюсь досыта! Но не тут-то было – зеленый оазис тает на глазах, а на том месте, где ожидал увидеть маленький рай на земле, всё так же перетекает барханами сухой безжизненный песок бескрайней пустыни. Ты падаешь от жажды и усталости, с огромным трудом заставляешь себя встать и тупо шагать вперед, оставляя за собой неровную цепочку следов. Тебя мучают не только сушь во рту, непрерывная тошнота и головокружение, но и сладостные обманчивые мечтания о воде, хотя бы о глотке, маленькой капельке на конце твоего указательного пальца… И вот, когда ты уже потерял всё: надежду, силы, последние крупицы самомнения… Когда ты на излёте сил поднимаешься на вершину бархана – перед тобой вдруг открывается картина, краше которой нет. Полноводная река в зеленых берегах! О, как сладки эти первые глотки воды! Будто сама жизнь вливается в твоё иссохшее тело – и ты оживаешь!
Примерно так открылась мне желанная, таинственная, долгожданная Точка покоя. Весь день меня терзала суета. Все, словно сговорились, оскорбляли, унижали меня, толкали, наступали на ноги… И только добравшись до дома и рухнув в кресло, я попытался хоть немного успокоиться и привести в порядок растерзанные суетой чувства. Открыл Библию в произвольном месте – то была Третья Книга Царств, где пророк Илия в отчаянии взывает к Богу:
Как-то на Светлую Седмицу отправился в Свято-Даниилов монастырь. По дороге от метро «Тульская» вдоль трамвайных путей на ящиках сидели нищие. Раздав заранее приготовленные червонцы, я почувствовал, как настроение пошло в гору. Монастырский двор был залит солнцем. Я подал записки, поучаствовал в Крестном ходе, где вымок до нитки от щедрого окропления святой водой и зашел в лавку. Первое, что бросилось в глаза – картина Семирадского «Марфа и Мария». Там у ног Христа сидит юная девушка Мария и внимательно слушает слова Спасителя. По галерее богатого дома Лазаря под виноградными лозами идет Марфа с водоносом в руках. Она еще только приостановилась и с осуждением взглянула на сестру, еще не прозвучали её слова: «Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне», а Спаситель еще не сказал знаменитые слова, вошедшие в поговорки и стихи: «Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом. а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё» (Лк 10. 38-42). Из лавки я вышел с картиной в пакете. Уже у выхода ко мне подошел разбитной нищий в растрепанной бороде и ярко-красной девичьей куртке и протянул чумазую ладонь: «Ради светлого Христова Воскресения подай святую милостыню, брат мой добрый!» У меня от покупки картины осталась сдача, которую я и отдал ему.
– Христос Воскресе! – радостно заорал нищий.
– Воистине воскресе! – воскликнул я. В пяти шагах от нас стоял суровый казак-охранник. Он не бросился на нас и не повалил, не прижал лицом к брусчатке, не скрутил руки за спиной и не надел наручники – он улыбался и одобрительно кивал головой.
– А Христос-то Воскресе! – снова удивил меня новостью нищий, во весь голос.
