знакомстве, более того – обрадовался и энергично пожал протянутую руку.
– И какой ныне оклад жалования у созерцателей? – прогнусавил Борис где-то до неприятности рядом.
Игорь с рассеянной улыбкой взглянул на него, сквозь него, над ним, вокруг него, видимо, не понимая смысла вопроса.
– На какие средств
– Ах, это! – воскликнул тот, озарившись счастливой улыбкой. – В смысле, откуда деньги? – Замолчал он, будто что-то вспоминая. – Точно сказать так сразу не могу. – Снова замолчал он, будто подыскивая слова. – Но полагаю, из разных источников. – Подумал немного, уверенно кивнул и произнес: – Да, несомненно, из разных.
Говорил он медленно, с паузами, и кто знает, сколько непроявленных эмоций и невысказанных слов оставалась там, под лобной костью черепной коробки.
– Тогда, может, дашь взаймы нищему музыканту? А, Гош?
– Пожалуйста, – с готовностью откликнулся Игорь и достал из кармана куртки несколько мятых десятирублёвок. – Сколько тебе нужно?
– Это что за фантики? – презренно вопросил агрессивный рокер, у которого самой мелкой купюрой считалась двадцатидолларовая, то есть около шестисот рублей по курсу того знакового дня.
– Борис, – вклинился я, – отстань от человека. Что ты в самом деле!..
Скоро должна была появиться моя Лариса, а мне почему-то ужас как не хотелось потерять этого странного человека.
– Ты… Вы… Простите… – замялся я.
– Ничего, можно и на «ты», – кивнул Гоша, невольно продолжая разглядывать через мое плечо закат.
– Ты, Игорь, дай, пожалуйста, телефон. Я позвоню тебе. Поговорим. А?
– Конечно. Вот здесь, кажется, написано, – протянул он мне визитную карточку. – Очень рад знакомству.
Не успел я как следует удивиться наличию визитной карточки у такого вроде бы непрактичного человека, как подошла моя Лариса. Увы, она тоже не улыбалась…
А вечером, после ужина, усталая подруга Лора задремала у телевизора. Я подошел к дивану, опустился на корточки, внимательно посмотрел на её расслабленное лицо, красивое и беззащитно-детское. Иногда она сопела, похрапывала, бормотала, вздрагивала. Когда она спала, я обычно ощущал в груди живое теплое чувство, похожее, должно быть, на отеческую любовь, полную всепрощения и жалости.
Помнится, раньше, когда мы только познакомились и она поселилась в моей холостяцкой квартире, одно присутствие этой женщины придавало моему существованию мощный жизненный импульс. Так, наверное, во все времена мужчины уходили из дому на охоту и вступали в единоборство с диким зверем, зная, что добычу дома ожидает женщина, дети… Мне, признаться, очень нравилось такое стимулирование, эдакое дикарское желание сдвинуть горы, скрутить медведя, завалить мамонта, пронзить гарпуном трехпудового осетра или, на худой конец, достать звезду с неба. В последние месяцы потребность двигать камни, валить, скручивать, пронзать кого-нибудь я в себе почти не ощущал. Мощный стимул ушел из моей жизни. Вот и на этот раз я прислушался к себе, и ничего, кроме пустоты, и ничего, кроме желания поскорее уйти, не почувствовал. Что-то происходит, пронеслось в голове.
Встал, на цыпочках прошел на кухню, положил перед собой визитную карточку
Мальчика этого с раннего детства причислили к вундеркиндам. Мама наняла ему учителя музыки, – и уже через пару месяцев Леша часами играл джазовые импровизации в стиле Каунта Бейси. Потом его учили живописи, – и вскоре он уже стоял на Измайловском вернисаже и продавал собственные сюрреалистические картины на манер Макса Эрнста. Парня учили резьбе по дереву, поэзии, бальным танцам, гимнастике и серфингу, и всегда он в скорейшее время овладевал искусством, доказывал маме, что он превзошел учителя и без объяснений бросал.
Последний раз мы с его мамой встретились в лифте, где она мне сообщила, что Лешка организовал свою рок-группу «АУТ». Играют ребята собственные композиции, в которых пытаются скрестить «Нирвану» с «Пинк Флойдом». Летом АУТисты ездили в первое турне и даже заработали некоторые деньги, закупили профессиональную аппаратуру, записали в студии и выпустили первый диск. На прощанье Алешина мама
