– Тебе еще многому предстоит научиться в общении с женщинами, – глубоко вздохнул он. – Например, бесчисленному прощению их слабостей.
– Ничего себе слабость! – возмутился я. – Напоить, отравить, изнасиловать, обворовать человека, который тебе предоставил кров, помощь… По-моему, это не женская слабость, вроде обморока от дурного слова, – это самая что ни на есть силища злобы.
– Уверен, ты не прав, – тихо сказал Игорь. – Она хорошая, только как бы заколдованная, зачарованная, что ли. Увидишь, Мотя еще опомнится, и всё у неё будет хорошо.
И не только я, но вообще никто так и не сумел Игоря заставить сказать о бывшей жене хоть одно дурное слово. Нет, только «моя подруга», «моя Мотя» – и не иначе. Он видел, как мимо окна на «половину» бывшей супруги захаживали мужчины и оставались на ночь. Сын «благоверной» иногда среди ночи стучался к соседу и просился переночевать, потому что гости часто пели и танцевали под громкую музыку до утра. Игорь жалел одинокого мальчугана, всегда с радостью оставлял у себя и подолгу читал ему сказки, оберегая сон.
Как он и сказал при знакомстве, источников доходов у Игоря было несколько и все какие-то малонадежные, если не сказать призрачные. Например, его иногда звали в оценщики антикварной мебели, картин, букинистических изданий. В кругах антикваров обеих столиц его мнение высоко ценилось. Он профессионально реставрировал старинные вещи, иконы и даже часы. Иногда выезжал с экспедициями от музеев, а бывало – в командировку от Центра реставрации имени И.Э.Грабаря. Он не мог отказать знакомым, когда те обращались к нему с просьбой, но быстро «перегорал» и с трудом дотягивал до конца работы. Корпеть месяцами над каким-нибудь предметом старины – это не для него. Созерцатель!..
Однажды во время одной из командировок в Ново-Афонский монастырь с ним случилось нечто очень важное. Игорь встретил женщину и впервые в жизни полюбил. После обманов, истерик и махинаций жены, а также после общения с тысячами эмансипированных женщин, он встречает её. Необычную женщину, странную, как он сам. В длинной юбке, с воротником блузки под горло, тихую, с двумя детьми и светлой печалью в огромных карих глазах. Во время грузино-абхазской войны она потеряла мужа и родителей. Жила на копеечную зарплату и тем, что выращивала и продавала на рынке со своего участка земли.
Там, на Ново-Афонском рынке, они и встретились. Игорь заглянул сюда выпить кофе, по которому соскучился. А так же коллеги-реставраторы попросили купить вяленой рыбы к пиву, по которому соскучились они. Он медленно расхаживал вдоль торговых рядов, чувствуя неуклонное расширение сосудов и приятное кофейное послевкусие, высматривая рыбу, которой почему-то не было. Порой Игорь останавливался, чтобы полюбоваться видом на монастырь, стоявший чуть ниже и похожий отсюда на пасхальный кулич, облитый розовой глазурью, окруженный свечами темно-зеленых кипарисов. Смотрел на ярко-синее море. Поднимал глаза к горячему небу и разглядывал прозрачные белесые облака, быстрых ласточек, медленных орлов, седые вершины гор, и по-кошачьи жмурился от солнца. От торговых рядов к нему тянулись десятки дочерна загорелых женских рук. Его зазывали гортанными голосами энергичные горянки – и вдруг…
…Она стояла тихо, как тонкая березка среди высотных пальм и хищных лиан, и кротко смотрела на покупателя большими глазами. Игорь остановился, как громом пораженный, и долго смотрел то в эти застенчивые глаза, то на лиловый инжир, оранжевую хурму, две пластиковые бутылки с красным домашним вином, то на её опущенные тонкие руки с золотистым загаром. Он долго не мог совладать с голосом, чувствуя как подгибаются колени, а пальцы рук мелко дрожат. Пропали внешние звуки, движения, запахи. Вся огромная вселенная, которую вместил в себя Игорь Беклемишев, в тот миг сосредоточилась в глазах этой тихой молодой женщины, хрупкой, как девочка-подросток.
– Сколько?.. Сколько всё это стоит? – наконец, хрипло спросил он, обведя рукой товар.
– Триста… Нет, двести рублей, – едва ли не шепотом ответила она.
Он достал из кармана куртки пятисотенную купюру и протянул ей:
– Без сдачи. Как у вас говорят: под расчёт.
Она смутилась, обрадовалась, аккуратно уложила бутылки с вином и нежные фрукты в два пакета. Он взял их, и вдруг – будто вихрь пронесся в голове. Он осмелел, тряхнул головой и сказал:
– Простите, ради Бога. Можно я вас провожу?
– Можно, – тихо сказала она, опустив глаза.
На веранде её дома играли сыновья, с удивительными, не по-детски грустными глазами. Мальчики говорили с ним на чистом русском языке совершенно без акцента, а между собой, то ли по-грузински, то ли по-абхазски. Они чинно отужинали вчетвером кукурузной мамалыгой с перчёной солёной фасолью. Мальчики вежливо попрощались и без капризов ушли в спальню. И только вдоволь налюбовавшись сверкающим морем, мужчина и женщина заговорили между собой, и он услышал, наконец, её имя: Лидия. Тихая женщина работала учительницей русского языка и литературы. Они в двух словах рассказали друг другу о своей жизни, потом читали стихи, но больше молчали. И в этом молчании двух подобных людей таилось столько таинственного смысла, столько нерастраченной любви и нежности!..
Всю дорогу домой Игорь повторял это сладкое и душистое, как вино; напевное, как песня из детства; родное до боли в сердце, самое красивое имя на земле – Лидия. Теплой ночью он сидел в своей комнатке в продавленном старом кресле, слышал похрапывание хозяина-армянина за стеной, смотрел на алмазную
