Старец, кажется, по случаю использует наш странный дуэт по полной программе.
? Смотрю на вас с Валерием и вижу, ? улыбается он сквозь седые усы, ? что не утратили вы способности радоваться. И это хорошо. Вы уж помогите мне убогому еще разок. Есть у нас послушник один, Михаил. Ну, всем хорош паренек, только вот еще не постригся, а такое уныние принял, что жалко его. Меня он что-то побаивается, а у вас, может быть, по-братски, по-свойски получится лучше. Его нужно утешить как-то, примирить. Вы поговорите с ним, а я уж за вас помолюсь.
Знакомимся с Мишей. Парень насупленным видом производит удручающее впечатление. Но появление наше его не раздражает, и то хорошо. «Ни с того, ни с сего» рассказываю историю.
«Стояли как-то мы с другом на перекрестке, вкруг нас шуршали шинами автосредства, неслись человеки, рекламные щиты предлагали купить и употребить — но небо сияло синевой, а воздух, хоть и был напоен бензиновыми выхлопами, стоял теплый; и все это располагало к размышлениям о вечности, промыслительности и нашем в том смирении. Стояли мы с братом и говорили. И тут Алексий, пришед в умиление, схватил меня за локоть, выпучил очи и сказал:
? Сии глаголы положил тебе на ум Ангел-благовеститель; коль ты принял оные к сердцу своему и внял им благосклонно, так осияй же в подробности и меня!
— Да будет по глаголу твоему, брат, — исторгся ответ из моего недра.
Не скрою, что и мне доводилось пребывать в удрученном состоянии. И мое настроение в некоторые времена тоже несли мутные воды нечистых сосложений. Например, имелись у меня мысли о любви Бога Любви, но ветхозаветный гнев Божий, поражение Иова, требование в жертву сына от Авраама, сожжение Содома, многокровие и даже жестокость событий, описанных в древних писаниях, — помрачали во мне образ Божий как Бога Любви.
Но Святые преподобные отцы Нового Завета своими писаниями сумели привить мне образ Божий тот, который искала моя душа-христианка: любовь, милость, кротость, смирение — любящий ласковый Отец из притчи о блудном сыне, не только могущий, но и жаждущий простить любого и каждого, одарив его океаном Своей любви.
Дорогой печальный мой брат, твои скорби понятны мне, потому что и я проходил сквозь их хладный огнь. Да и по сей день возвращаются они на меня. Но поверь, сейчас у меня есть огромный камень, на который карабкаюсь я средь волн суетных, обсыхаю, поднимаю очи горе, где сверкает и переливается незаходимым светом образ Бога Любви, в Котором нет зла.
Что так заинтересовало в нашем диалоге брата моего Алексия? А толкование и разъяснение двух путей. Если кратко, то богословие показывает два пути к Богу: апофатический и катафатический. Первый ? через отрицание зла, второй ? утверждение добра.
Всю жизнь был я сильно занятым делами, по этой причине всегда искал самые простые пути. Самые прямые. Поэтому и в духовной жизни тоже нашел такой. Дело в том, что путь апофатический предполагает борьбу со злом, требует много сил и почти всегда человек несет большие скорби. Но так человек познает свою немощь, смиряется и начинает искать помощи у Бога. Второй путь ? катафатический ? это любовь к Богу, поиск всевозможных фактов милости и любви Божией к нам, Его могущества, величия, совершенства, и через это сравнительное осознание своей греховности, слабости, поврежденности и ? смирение перед Господом Сил и совершенства. Этот второй путь ? сладкий, потому что познаешь хорошее, светлое и радуешься растущему единению с Богом. На этом пути Господь дает много радости, и на вопрос: «почему я работаю больше тебя, а благодати имею меньше?», как Антоний Великий отвечаешь: «Потому что я Бога люблю больше!»
Я говорю Алексию, давай, мол, начнем диалог. Чует мое сердце, мы найдем понимание. Начинай, говорю. И он мне сказал:
? Мир во зле лежит.
Я ему:
? Всем правит Господь. Волос с головы без Его повеления не упадет.
Он:
? Люди грешны и злы.
Я ему:
? Всем Господь хочет спасения и всех любит одинаково, в каждом имеется образ Божий.
Он:
? Люди гибнут и сходит в ад.
Я ему:
