Наука и практика
«Никто вам заранее не скажет: в науке создастся такая-то ситуация, и тебе понадобится то- то…»
Это случилось в Самарканде в 1963 году. Совершенно случайно я познакомился с уже немолодым журналистом. Мы осматривали остатки древней обсерватории, построенной внуком Тамерлана — узбекским ханом Улугбеком. Он слыл мудрым и ученым человеком, при нем поощрялись занятия науками. Сам Улугбек занимался астрономией и, судя по сохранившимся документам, весьма преуспел в науке о звездах. Он составил каталог звезд и таблицы движения планет.
Мы разговорились с журналистом о науке, о благородстве труда ученых, о трудностях исследовательской работы, о значении науки в развитии человечества, в покорении и использовании человеком сил природы, в его повседневном труде. Мы были настроены философически. Перед нами было величественное сооружение, врытое глубоко в землю холма, серые монолиты гигантской каменной дуги, уходившей вниз. Воображение рисовало образ древнего звездочета с седой бородой и острым колпаком, определяющего углы склонения перемещающихся небесных тел.
— Любопытное слово «звездочет», — сказал я. — Почему-то оно несет в себе какой-то заведомо отрицательный смысл. Звездочет — бездельник, считающий звезды. Слово подчеркивает — человек занимается никчемным делом. Пересчитывает ни для чего не пригодные звезды, «переливает из пустого в порожнее».
— Естественно, — сказал журналист. — Ведь звездочеты-то действительно занимались совершенно ненужным делом. На земле было столько насущных задач, не хватало хлеба, жилищ. Болезни не щадили ни взрослых, ни детей. А они, видите ли, звезды считали!
— Послушайте, — перебил я, — но ведь они были ученые, они занимались своими отвлеченными от непосредственных нужд научными исследованиями.
— Об этой отвлеченности я и говорю. И сейчас есть еще такие «звездочеты» в науке! — распалился журналист. — Вот я много пишу о сельском хозяйстве, заканчиваю фельетон для «Сельской жизни». Я не мог не написать его после посещения биостанции под Одессой. Там работает один старший научный сотрудник. Кандидат наук. Так знаете, чем он занимается? Он исследует, срастаются ли под землей корневые волоски отдельных растений или нет. Представляете! Кому это надо? Чушь! А тут же рядом работает молодой парень, который действительно занимается делом. Он выписал из разных институтов несколько десятков штаммов микроорганизмов, вызывающих брожение. И теперь исследует: добавка каких микробных штаммов обеспечивает получение высококачественных и долгосохраняющихся силосов. Силос — это то, что сейчас нужно, это прекрасный корм для скота. Это и есть настоящая нужная работа.
Длинная тирада журналиста меня разозлила.
— Каким образом у вас хватает смелости говорить, что исследования этого старшего научного сотрудника чушь? Да откуда вы знаете, нужно это или нет? Это как будто бы не нужно сегодня. Но ведь мы живем не последний день. Кто знает, какие сведения понадобятся завтра или через десять лет? Может быть, именно эта «чушь», как вы говорите, и даст практике наиболее разумную систему подкормки растений или борьбы с их болезнями. Разве можно предугадать? А что касается этого вашего героя — тоже неизвестно, какая будет практическая выгода из его дела. Может, и большая. Но обратите внимание на главное. Вся его работа — это использование добытого прежними отвлеченными исследованиями других. Микробиологи всего мира уже десятки лет выделяют все новые и новые бактерии, в том числе и вызывающие брожение. «А зачем?» — могли их спросить.
Они изучают их свойства. Создают наилучшие питательные среды для них, описывают все это. Но культуры самих микробов оставляют, не выкидывают. Десятки лет в специальных лабораториях-музеях культуры пересеваются из пробирок в пробирки. Казалось бы, зачем? Десятки лет эти культуры не находят никакого практического применения. Попади в такой музей журналист вроде вас — тут же приготовит фельетон о бесполезном труде ученых, пересевающих из пустого в порожнее.
Распалившись, я уже спорил со всеми оппонентами подобного толка, которых еще немало можно и услышать и прочитать.
— …Да разве кто-нибудь во времена древних астрономов, звездочетов мог предвидеть, что благодаря их работе, их науке человек поплывет через океаны, откроет новые земли! Как бы плавали по водным пространствам, однообразным и без ориентиров, если бы звездочеты не нарисовали звездных карт? А уже гомеровские мореходы ориентировались по этим картам. Ну, а сегодняшняя астрономия… Она-то уж совершенно неотделима от практики освоения космоса.
А когда работал Конрад Рентген — тот, что открыл Х-лучи, рентгеновы лучи, неужели он думал о просвечивании грудной клетки? Его интересовали потоки электронов в вакуумных трубках. Он изучал поведение элементарных частиц — сугубую теорию физики того времени. А уж аппараты для просвечивания — это много поздней практически использовали его «отвлеченные исследования».
Я приводил примеры совершенно отвлеченных от нужд действительности исследований, которые давали со временем весьма ценные плоды, и именно в практике. Такова уж особенность научной работы. Исследуя закономерности природы, никогда заранее не известно, из какого направления и когда будет получен практический выход.
Не всегда кажущаяся практическая направленность работы действительно дает желаемый результат. Воспитанием растения в засушливых условиях не создашь засухоустойчивого сорта. Путь к нему лежит через отвлеченные биологические законы наследования признаков, через генетику, учение о мутациях, через селекцию. Для этого генетика со времен ее основоположника Грегора Менделя прошла столетний путь. Большая часть этого пути не увенчана никакими практическими результатами. Но зато последние десятилетия являются подлинным триумфом практического применения «отвлеченных от практики» генетических закономерностей.
Я вспомнил, что одним из секретов производства тончайшего китайского фарфора была обработка каолина. Важнейшим звеном этого процесса было хранение специально приготовленной глины в течение нескольких десятилетий. Отец обрабатывал каолин и складывал его. Из него делали фарфор его дети. Потом все повторялось.
Такова и наука. Добывая новые факты, вскрывая новые закономерности, выясняя истину, ученые складируют добытые знания. Эти знания понадобятся им в будущем. Если не через год, так через десять лет. Если не им, так их детям. Если не детям — внукам. Наука как бы заботится о будущем и работает на него. Работать только лишь на сегодня — это значит работать на прошлое. Сегодня — сегодня и кончается.
Накопленные знания — золотой запас человечества. Он должен постоянно пополняться. Для каждой страны — это ее золотой запас.
Журналист, конечно, упрекал меня в проповедовании «чистой науки». В эти слова он вкладывал смысл оторванной от практики ненужной деятельности. Я отвечал ему, что я как раз против этого, даже против самого понятия «чистая наука». Никакой «чистой науки» в этом смысле слова нет. Приходит время, и исследование, проведенное когда-то, оказывается нужным. Может быть, не сразу для практических нужд, а для второго или третьего теоретического исследования, которое рано или поздно рождает практический выход.
Результаты, добытые наукой, не пропадают. Если, конечно, результат добывает грамотный,
