– Да нет! – удивился милиционер.
– Он что-нибудь где-нибудь взял? – ещё грознее наступая на милиционера, продолжала мама.
– Ничего такого не было, – замахал руками милиционер. – Что вы!
– Тогда зачем же его в милицию? – совсем сердито воскликнула мама. – Зачем?
– Так его же ищут по всем местам… Это мальчик, который потерялся… А больше ничего и не было! – бормотал милиционер, пятясь от рассерженной мамы.
– Боже мой! – чуть не плача, говорила мама то милиционеру, то Кирилке. – Ну можно ли так пугать детей? Кирилка, дружочек, успокойся! Он нашёлся, понимаете? Он нашёлся! Это мы его искали, и мы его нашли… Кирилка, не плачь, вытри глаза…
– Что вы, гражданочка! – добродушно посмеиваясь, сказал милиционер. – Никто его не собирается никуда уводить. Раз нашёлся, пускай и будет с вами! Разве я против?
А Петя был просто потрясён: подумать только, мама оказалась таким храбрецом! Они все онемели от страха, и только она одна не испугалась. Она так разговаривала с милиционером, что милиционер сам чуть не испугался!
– Ты смелая, – прошептал Петя и с уважением посмотрел на маму. – Ты очень смелая…
Тут Кирилка, который всё ещё стоял, закрыв лицо руками, заговорил, всхлипывая и глотая слезы:
– Честное слово, я не брал, я забыл их в гастрономе… Честное слово…
– Не разоряйся! – с досадой перебил его Вовка. – Чай-то у тебя? Целый?
– Вот. – Кирилка вытащил из кармана замызганную пачку чая, которую они с Вовкой ещё вчера купили в магазине.
– Ну и ладно… А сдачу я уже отнес твоей тётке. Как продавщица мне отдала, так я и отнёс.
– Что я наделала! – с испугом вскричала вдруг мама. – Только сейчас вспомнила… Ведь чайник всё ещё на керосинке!
– Теперь распаялся! – сказал Петя. – Вот увидишь… Как же ты?
– Извиняюсь, – немного смущённо проговорил Кирилкин папа, – но, кажется, я перед уходом прикрутил вашу керосиночку…
– Да? – просияв, воскликнула мама. – Большое вам спасибо!
Глава двадцать восьмая
«Снежная королева»
Лёва Михайлов, ученик пятого класса «Б», последний раз смотрел на шведскую серию, былую гордость и великолепие, а теперь позор и бесчестие своего альбома.
Последний раз, перед тем как расстаться, он смотрел и на верхового, который мчался на алом коне, в алом развевающемся плаще, и на грузный золотистый дилижанс, и на лёгкий парусный корабль, и на пароход с тяжёлым хвостом дыма, и на голубой самолёт – быстрокрылый воздушный почтальон.
Он смотрел на все эти марки, и острый стыд за совершенный и раскрытый обман боролись в нём с горечью предстоящей утраты.
До сих пор у него горят щёки при воспоминании о тех обидных словах, которые ему пришлось выслушать от товарищей на пионерском сборе. Но ещё страшнее было, когда после сбора все стали расходиться по домам. Они уходили, разговаривая друг с другом, смеясь и озорничая, а он стоял один, и никто не подошёл к нему, никто не захотел сказать ему слова. И даже Гена Валунский, тоже заядлый марочник, с которым он, Лёва, постоянно менялся марками и которого в душе презирал за частые двойки, даже Гена прошёл мимо него, будто мимо пустого места…
И в то же время, несмотря ни на что, Лёва не мог, ну просто не мог себе представить, как расстаться со шведской серией. Неужели этих марок больше не будет в его альбоме?
Он несколько раз брал в руки пинцет, чтобы отклеить марки от альбомного листа, и снова клал пинцет на стол.
Неужели ему придется отнести эти марки Пете Николаеву?
А если всем сказать, будто он честно понес их Николаеву, но будто начался сильный ветер, и уж как это случилось, он и сам не поймёт, но марки разлетелись в разные стороны… И он не мог догнать ни одной. Ни одной, как ни старался!
Пока же шведская серия полежит в укромном местечке. И как только забудется эта история, он снова наклеит марки к себе в альбом…
Но ведь это ещё один новый обман? И этот новый обман куда хуже прежнего.
И Лёва представил себе лица ребят из своего отряда. И будто опять услыхал их негодующие слова: «Оказывается, ты попросту мошенник! Уходи из нашего отряда! Не хотим быть с тобой в одном отряде!» Так они сказали ему сегодня на сборе. Лёва потрогал свой пионерский галстук. И почувствовал, что нет ничего ужаснее, чем лишиться его. Сегодня ему простили его проступок, но в следующий раз…
Стараясь не разглядывать марки шведской серии, чтобы окончательно не потерять мужества, Лёва взял пинцет и осторожно отклеил их все от листа альбома. Затем уложил в пакетик из прозрачной бумаги, который сунул в карман. Он положил пакетик в самую глубь кармана, чтобы ветер и в самом деле как-нибудь случайно не вырвал их у него из рук и не разнёс по всей улице…
…А у Пети дома в это же самое время была великая суматоха. Они трое едва успели сделать уроки и спрятать в портфели учебники и тетради, как вдруг явился Кирилкин папа и сказал, что принёс билеты в театр, на «Снежную королеву».
– На «Снежную королеву»! – воскликнул Петя. Он так давно мечтал увидеть в театре «Снежную королеву»! Ах, как хорошо!
Но Вовка недовольно поморщился:
– Что такая за «Снежная королева»? Там есть про войну? Или про что-нибудь другое интересное?
– Вот ты и не знаешь, – заступился Петя, – не знаешь, а говоришь. «Снежная королева» – это очень интересно. Там про дружбу.
– Раз про дружбу, другой разговор! Раз про дружбу, я люблю…
– И я люблю про дружбу! – воскликнул Кирилка.
– Значит, даёшь «Снежную королеву»? – весело спросил Кирилкин папа. – А я сомневался. Ну ладно, вы тут одевайтесь… Побегу за машиной!
Мальчики обомлели. Такое неожиданное счастье привалило им! Они едут в театр, да к тому же и на машине!..
– Зачем такое баловство? – укоризненно сказала мама. – Прекрасно можно и на автобусе…
– Ну что вы, зачем же автобус? Если позволите, я их завтра весь день буду катать на машине! – воскликнул Кирилкин папа. Вдруг смутившись, он покраснел, в точности как Кирилка, и выскочил на улицу.
Вот тут-то и началась кутерьма. Мальчики принялись наряжаться.
Во-первых, мама потребовала, чтобы немедленно и основательно были вымыты все уши, все шеи, все руки, все носы – одним словом, всё, что только может быть вымыто.
Даже Вовка, который не питал особой нежности к мылу и воде, и тот послушался. Он снял школьную куртку, засучил рукава рубашки и принялся так натирать себя мылом, что кусок буквально растаял на глазах.
Затем мама сказала, что она подшила Вове и Пете к их курткам свежие воротнички. Это было принято без особого восторга, но вполне терпимо.
– У меня знаете был какой воротник? – не утерпел похвастаться Вовка. – Ого-го, грязнющий!
– А Кирилке… – Тут мама, с некоторой робостью показав на клетчатый шёлковый галстук, сказала, что Кирилке, пожалуй, будет хорошо в театр надеть вот этот галстук.
Против галстука было поднято настоящее восстание.
– Ни за что! – возмутился Петя. – Что он, девчонка?!
Кирилка и Вова вежливо молчали. Но по их лицам было видно, что они молчаливо протестуют.
– Нет, как ты не понимаешь? – немного мягче продолжал Петя. – Когда человек почти во втором классе, ему никак нельзя с бантиком…
А маме так хотелось! Она достала Петин галстук в зелёную и чёрную клетку, который ему повязывали ещё совсем недавно; не в прошлом ли году?
– Правда, – сказала она, бросив галстук на свой стол с зеркалом, – я забыла, вы уже большие… Ну что
