При любом походе казаки выбирали себе походного атамана. Ему давалась неограниченная власть. Он становился командиром отряда. За неподчинение, за нарушение дисциплины он был волен казнить смертью любого казака. Никто ему за это не сказал бы слова в укор.
Но если походный атаман злоупотребил своей властью, учинил какую-нибудь несправедливость, то казаки могли не только низложить походного атамана с его должности, но и казнить. «В куль да в воду», как делалось тогда на Дону.
После Того как походный атаман был избран, Войсковой круг избрал легкую станицу из четырех казаков для поездки в Москву с донесением царю о выступлении всевеликого Войска Донского на штурм Азов-крепости.
ТУРЕЦКИЙ ПОСОЛ
Войсковой атаман почти не появлялся в Черкасске, все дни он находился в Монастырском. Дел там много. Надо было окончательно договориться с черкасами о совместном штурме Азова, надо и разбить казаков на отряды и полки, поставить над ними полковников из числа старых, опытных рубак. Нужно и позаботиться о бударах, на которых поплывут казаки к Азову. А там и о продовольствии надо подумать, и о многом другом…
Подготовка к осаде Азова проходила в глубокой тайне. Но какая же там тайна, когда все делалось на виду у всех. Каждый видел суматоху в казацком лагере под Монастырским.
Обо всем, что делалось в казацком лагере, знал, конечно, и Гурейка. Знать-то знал, а вот побывать в Монастырском, поглядеть на все приготовления казачьи ему не удавалось, хотя сделать это очень хотелось. Отец запретил ему отлучаться из Черкасска. Своевольничать же он не посмел. Атаман не потерпит своевольства, изругает, а то еще — не ровен час — и прибьет, хотя это и редко случалось…
Но Гурейка с отцовским запретом примириться не мог. Он затаил в себе дерзкую мысль: как только двинутся будары с казаками вниз по течению реки, а конные полки по берегу, так он тотчас же сбежит из Черкасска, примкнет к казакам. А там, глядишь, и разыщет дядю Ивашку. Не прогонит.
А пока что он днями пребывал в становой избе. Помогал войсковому дьяку Персианову переписывать войсковую поименную роспись казаков.
— Ты, Гурейка, — пискляво поучал жирный дьяк, — пиши столбцом и с нажимом. С нажимом. Не жалей перьев. Повыдергаем хвосты у всех гусей… Вот пиши заголовок, скажем, Урюпинский городок. А потом: казак такой-то… Конный али безлошадный. Оружный али нет… Ага, вот так…
В избу вошел скуластый казак. Положив ружье на лавку, он шумно высморкался. Дьяк с удивлением глянул на него:
— Ты откудова, а?
— Да сторожевой казак я, — ответил вошедший. — При стружементе[9] . На страже стою.
— Стоишь на страже, а за каким лядом пришел? Уж не боярин ли Чириков прибыл на баркасах, а?
— Да нет, — помотал лохматой головой казак. — Чирикова, боярина того, еще не видать, а вот из Азова гость прибыл.
— Какой гость?
— А кто ж его знает, — пожал плечами казак. — На бударе приплыл. Десять, а может, и все двенадцать гребцов. И стража есть.
— Вон ты ж какое дело-то, — разводил в изумлении руками войсковой дьяк. — А где ж тот гость?
— А вон за дверьми стоит… Привел я его.
— Так чего ж ты его не вводишь сюда?
— А допрежде надобно упредить. Как же так? Мы знаем порядок.
— Вводи! Вводи скорее!
— Это можно! — охотно согласился казак. Взяв ружье с лавки, открыв дверь, он крикнул: — А ну-ка, мил человек, входи-ка сюда.
В становую избу важно вошел средних лет, сухощавый турок, богато одетый в восточную одежду, в красной феске с черным махорчиком, бившим его по правому уху. Войдя в комнату, он огляделся и, убедившись, что в избе, кроме войскового дьяка и подростка, никого нет, приложил руку к сердцу, низко поклонился дьяку.
— Да пошлет вам аллах доброго здоровья, — четко по-русски сказал он.
— И тебе того же желаю, — кивнул в ответ дьяк, приподнимаясь с табурета. — Отколь прибыл, гость добрый? Кто будешь такой? Я войсковой дьяк донских казаков Лукьян Персианов. Рад служить доброму человеку, коль прибыл к нам не с худыми, а добрыми делами.
— Спасибо на добром слове, — снова поклонился турок и улыбнулся. — Ну зачем же с худыми, войсковой дьяк?.. Прибыл я к вам с добрыми делами, мирными. Я толмач[10] , зовут меня Ассан, прибыл я к вам, донским казакам, с письмом от турецкого посла Томы Кантакузена.
— Так… Так… — попискивал войсковой дьяк. — А где же сие письмо?
— А вот и письмо, — с поклоном передал ему толмач свиток. — Оно адресовано войсковому донскому атаману Михаилу Ивановичу Татаринову, — предупредил вежливо турок, видя, что дьяк намеревается сорвать со свитка сургуч.
— А это все едино, — обиделся Персианов. — Я ж сказал тебе, что я войсковой дьяк.
Толмач иронически усмехнулся и промолчал. Но войсковой дьяк не стал читать послание турецкого посла. Положив свиток на стол, он сказал:
— Войсковой наш атаман зараз в отсутствии… Говори мне, Ассан: что надобно? Все, что в силах моих, сделаю для тебя.
— Я прибыл к вам упредить о том, что посол его величества султана турецкого Мурада Четвертого Тома Кантакузен прибывает завтра в Черкасск-городок. Тут он повстречается с боярином Чириковым. А потом в сопровождении того боярина последует ко двору русского царя Михаила Федоровича в белокаменную Москву.
— Все понятно, Ассан, все, — закивал войсковой дьяк. — Будь спокоен. К завтрашней встрече посла турского все будет подготовлено.
— Тогда я возвращаюсь в Азов, — сказал Ассан, — доложу послу Кантакузену, что завтра он может прибыть в Черкасск, его встретят здесь достойно.
— Не сумлевайся, господин толмач, — заверил его дьяк. — Все будет сделано.
— Да сохранит тебя аллах долгие годы на радость людям, — низко поклонился Ассан.
Легкая усмешка, скривившая тонкие губы толмача, не ускользнула от проницательного взгляда войскового дьяка.
«Потонул бы ты, дьявол рогатый, в Дону», — возмущенный насмешкой турка, хотел пожелать ему Персианов, но сдержался.
— Доброго пути! — буркнул он мрачно.
Как только турок вышел из становой избы, так сейчас же войсковой дьяк распорядился послать нарочного казака в Монастырский сообщить войсковому атаману Татаринову о завтрашнем прибытии турецкого посла.
Как это было и положено у донских казаков, войсковой атаман Михаил Татаринов выслал навстречу турецкому послу почетный конвой из наиболее уважаемых казаков на бударах.
Казаки криками «ура» встретили посла верстах в десяти от Черкасска. Сопровождаемый ими, он приближался к столице донского казачества.
На городской часовенке Черкасска ликующе, как на пасху, затрезвонили в колокола и колокольцы. Заухали пушки. Толпа народа, собравшаяся на стружементе, замахала шапками, заорала:
— Ура-а!.. Ура-а!..
В толпе с непокрытыми головами, в новых цветных зипунах стояли войсковые старшины во главе с
