полчасика 'катаний', и мы, наверное, не услышали бы даже падение метеорита по соседству. Раньше всех среагировали сами детишки – видно, собственный шум не настолько оглушает. И подняли головки, высматривая, что это такое: в небе, а не дракон?
И пока я отходила от невероятного в этих местах зрелища – три 'Крокодила' (вертолеты МИ-24), плавно разворачивающиеся над лесом…
– Ой, посмотрите!!! Посмотри, мам! Верхолет! Верхолет летииииииииит!
– Верхолет?
– Какая необычная форма.
– Как головастик той гигантской лягушки, помните?
– Не пойму, как это летает?
– Что это такое?! – драконы были на высоте. То есть, несмотря на въевшиеся рефлексы, в незнакомые предметы огнем не плевались и только настороженно провожали взглядом полет хвостатых монстров…
– Это такой своеобразный вид корабля, – попробовал просветить аборигенов Гаэли. – Только не морской, а воздушный.
– Корабля? – судя по всему, что такое 'корабль', Рэй знал не лучше, чем что такое 'верхолет'.. то есть вертолет.
– Верхолет! – может, Маринке как просветителю не хватало умения, но зато энтузиазма хватило бы, чтобы заполнить знаменитый Гранд-каньон в Аризоне. – Деда, это деда!
Я заулыбалась.
Папа… наконец-то…
На традиции олигархов папа плевать хотел из окна личного самолета, поэтому не стал ждать, пока из вертолета посыплются телохранители, а спрыгнул сам, причем чуть ли не раньше, чем 'Крокодил' приземлился. Оглянулся… и безошибочно выбрав из наличных драконов родную мордочку… то есть лицо… бросился ее обнимать. Вместе с шеей и прочим.
– Деда…
– Маришка! Солнышко дедушкино…
Со стороны картинка смотрелась убойно: седоватый мужчина висит на шее у золотистой дракоши и наглаживает ей чешую и крылышки, а та топчется на месте, стараясь не наступить ему на ноги и не попасть слезинкой… Слезки малышей не настолько горючие, как у взрослых особей, обжигают не огнем, а где-то на уровне кипятка, но тоже мало приятного. Дедушка об этом забыл… а Маришка явно помнит…
– Мариночка, золотце… похудела как… детка…
– А бабушка тут?
– Мариночка!!! – крик, перекрывающий шум вертолетных винтов, делает последний вопрос совершенно лишним. Бабушка совершенно точно тут и уже готовится к десанту на поляну. – Принцесса моя!
'Принцесса' едва не роняет дедушку, среди дракош слышатся первые смешки, с вертолета пикирует бабушка, еще в воздухе одаривая внучку двумя полностью противоположными по смыслу фразами ('Моя красавица' и 'Ужас, как ты выглядишь'), охрана рассыпается по поляне и с недоумением смотрит на уже порядком покромсанный рыбоужас… Все правильно, именно так я эту встречу и представляла. Сейчас начнется еще кое-что. Три… два… один…
– Дедушка, а теперь ее обними, – как по заказу звучит нежный Маришкин голосок.
Дедушка не пылает желанием обнимать еще одну дракошу, и это можно понять. Но он у меня вежливый… И он улыбается, глядя на комплект из двух неловко переступивших лапок, мягких крылышек и застенчиво поблескивающих глазок.
– А кто у нас тут такой красивый?
И Маринка добивает его прицельным одиночным:
– А это моя новая сестричка.
Ноль. Следующий вопрос я могу предсказать без всякий чародейских гаданий, причем со стопроцентной точностью – как папа финансовый кризис:
– Сестри… – начинает папа… и повышает голос. – Саша, ты где?! А ну, иди сюда!
Где-где…
Ну где я могу быть? В зарослях я, бантики завязываю. И ругаюсь шепотом. Нет, я знала, что у свекрови в одежде вкусы нетрадиционные, но чтоб настолько! Ну да, мне пришлось ее костюмом воспользоваться – свои платья я как-то не позаботилась прихватить, слишком уж неожиданно сорвалась в этот пеше-летучий тур по джунглям с сафари на аррохи.
Родителей как-то принято встречать в приличном виде, вот я и пытаюсь привести себя в этот самый вид, завязывая на рубашке десятый… нет, уже двенадцатый бантик!
И, между прочим, оттягивая встречу с Риком…
Как же хочется его увидеть.
Если честно, приличный вид только ради него… с надеждой, что он меня увидит. Что он уже… что его зрение уже вернулось.
Золотистого дракона рядом с вертолетами нет, но это еще ничего не значит. Опасно для оборотня менять облик, если ранение проблемное. Утрата крыла, потеря зрения… Риск, что травма закрепится в теле – зарубцуется, но не излечится. Так что Рик просто вынужден сохранять человеческий облик… пока.
Но где же он?
– Саша? – слышится негромкий голос, от которого останавливается сердце…
Рик!
..По нему почти не заметно, что он слепой – только движения чуть скованы и напряженно замерли плечи…
– Папа! – обрадовалась Маришка.
Рик повернул голову на звук, и…
И мир исчез, провалился куда-то на несколько секунд, утонул в невесть откуда взявшемся тумане…
Я только и помню, как хлестали по коже ветки кустов и путалась в ногах длинная юбка. Как мы с Маринкой врезались в него одновременно и запутались в руках и крыльях… Как пахла у него на груди рубашка – какими-то травами…
И как папа Игорь, понявший, что дочерние объятия (и допрос с пристрастием насчет 'сестрички') временно откладываются, – с горя, не иначе! – облапил деда Гаэли…
У моего мужа дрожали руки.
Сколько раз мы готовы были поругаться из-за этого его натренированного сверхъестественного спокойствия, сколько раз я удивлялась, как ему удается не выйти из себя даже в самых диких случаях…
И вот.
Все позади, мы вместе, и почти целы, и я больше не схожу с ума вставшего между нами непонимания – мы разберемся, обязательно разберемся, ведь все-таки вместе…
А у него дрожат пальцы, и он пытается одновременно проверить чарами и меня, и дочку, пока Гаэли довольно сдавленным голосом не начинает рычать на него за неблагоразумие, неосторожность и нетерпение…
И я спохватываюсь:
– Рик, ты как?
– А вы?
– Сначала ты! – вставляет Маринка, осторожненько пристраивая голову под папину руку.
– Вот именно! – в голосе моей свекровушки слышатся что-то отдаленно похожее на раскаты грома.
На бледном – слишком! – лице Рика мелькает первая улыбка. Он гладит чешуйчатую мордочку (что делать – детских платьев тут нет, и с превращение в девочку Маришке придется погодить, пока мы с Миттой не сошьем хоть что-то), а наша дочурка (в драконьем виде она самую малость повыше папы) млеет
