Теперь они любили нежно, с наслаждением продлевая каждый миг, соединявший их воедино. Потом лежали молча, прижавшись друг к другу, ни о чем не думая, просто ощущая себя единым целым.
Ольга не заметила, как заснула. Сначала сон был легким, как бабочка, похожим на забытье. Ей казалось, что она в каком-то сказочном мире, наполненном яркими красками, музыкой и цветами. Она была частицей этого мира, парила где-то высоко в небе, удивительно голубом, украшенном белоснежными облаками, мягкими и пушистыми на ощупь. Потом вокруг нее стало все блекнуть, музыка пропала, и вскоре Ольга очутилась в темном глиняном сарае, где воняло потом и мочой животного, которого приготовили на закланье и которое знает об этом. Она тоже чувствовала приближение смерти, ее неотвратимость и понимала, что ничего не сможет изменить. Ольга пыталась молиться, но у нее не получилось. Молить о спасении было бессмысленно, а просить о прощении души почему-то не выходило. Она находилась в этом сарае уже несколько дней, знала каждую шероховатость на стене, каждый камешек на полу. Она выплакала здесь все свои слезы, вспомнила всю свою жизнь и дала себе огромное количество зароков. Но положение оставалось неизменным. Смерть приближалась, с каждым часом она ощущала ее холодное дыхание все явственнее. Иногда ей начинало казаться, что в кромешной густой темноте прорисовывается расплывчатый силуэт женщины в длинном платье, чье лицо было замотано в платок по самые глаза. И тогда Ольга начинала бояться за свой рассудок. Но в следующую минуту она цеплялась за мысль о сумасшествии, как за спасительную, потому что лучше сойти с ума и не осознавать, какая ужасная смерть ей уготована.
Глава 19
Ее похитили на маленькой станции под Грозным. Это случилось среди бела дня. Поезд, который едва полз уже много часов подряд, остановился со странным железным лязганьем, и пассажиры увидели на перроне спасительную железную колонку советских времен. Ольга, изнывавшая от жажды, поспешила в числе первых, прихватив пустую пластиковую бутылку.
Она рвалась в эту командировку с присущим ей энтузиазмом репортера, побывавшего во многих горячих точках планеты. В Питере командировка в Грозный казалась безопасной и интересной. Ольга планировала описать столицу Ичкерии, которую мирные жители под бдительным оком федералов восстанавливают из руин. Она собиралась пообщаться с русскими врачами, чеченскими учителями, надеялась съездить в какое- нибудь ближайшее село и поговорить со стариками и женщинами. У нее за плечами был опыт общения с жителями Югославии, и даже с миротворцами, которые откровенно игнорировали журналистов и боялись направленного на них объектива, потому что кто-то пустил слух, что стоит дать интервью или позволить себя сфотографировать, пуля снайпера обеспечена. Слух превратился в суеверие, обросшее мифами, подтверждающими его право на существование. Работать было сложно, но тогда Ольга справилась. Надеялась, что и сейчас получится.
Правда, ее энтузиазм несколько поблек, стоило оказаться в поезде. Май выдался жарким, кондиционеры не работали. То, что готовили в вагоне-ресторане, есть было невозможно. Поезд останавливался у каждого столба и стоял по полчаса. Создавалось впечатление, что чем ближе была Чечня, тем медленнее они двигались. Все время хотелось пить. Ольгу раздражало пыльное купе, раздражали попутчики, которые в немеренных количествах поглощали пиво и соленых лещей.
Ольга с детства не переносила запах вяленой рыбы, столь обожаемой отцом. Родители частенько лакомились любимым донским деликатесом, а ей приходилось плотно закрывать дверь в свою комнату. В купе же спасения не было. А когда соседи на станции прикупили несколько десятков раков, находиться рядом с ними стало вообще невозможно. Исстрадавшаяся Ольга полдня провела возле грязного окна в коридоре, мечтая лишь о том, чтобы поскорее доехать до Грозного и попасть в гостиничный номер с душем.
Вот почему она сразу выбежала на перрон, прихватив бутылку под воду. Вдыхая раскаленный южный воздух майского полудня, она вприпрыжку понеслась к ржавой колонке, рядом с которой стоял загорелый грязный мальчишка лет десяти. Воды не было. Даже не капало. Земля вокруг была сухой и потрескалась.
– Мальчик, подскажи, пожалуйста, где можно набрать воды?
Ольга боялась, что поезд вот-вот тронется, спешила и от этого нервничала. Ей не понравился странный блеск его глаз. Какая-то жестокая гримаса мелькнула на долю секунды у него на лице, и тут же он принял равнодушный отрешенный вид, небрежно махнув рукой за угол здания. Ольга, бросив на бегу «спасибо», устремилась в указанном направлении. Колонки там не оказалось. Она удивленно озиралась по сторонам. Успела заметить пустынный дворик, заросший какими-то колючими кустами, покосившийся забор, и полное безлюдье. В следующий миг ее ударили сзади по голове. Острая боль захлестнула сразу, мелькнула дурацкая мысль: «Вот теперь я знаю, как меркнет свет в глазах».
Очнулась она в темном вонючем сарае. Голова сильно болела, в горле першило. Отсутствие света сводило с ума. Еще больше пугала неопределенность. Ей с большим трудом удалось вспомнить, что произошло на станции. От ужаса затошнило. До Грозного оставалось совсем немного, значит, ее украли чеченцы. Кем бы ни были эти люди, они не могли знать, что она командированная журналистка. Для них она просто молодая женщина, а судьба, уготованная таким вот неосторожным дурочкам, выпадает незавидная. В лучшем случае, это рабство. О других вариантах даже думать не хотелось.
Сколько времени прошло с момента, как она очнулась, Ольга не могла понять. К ней никто не заходил, ей не приносили ни воды, ни пищи. Если бы не звуки за стеной, где явно были люди, блеяли овцы и лаяли собаки, можно было бы подумать, что она уже умерла и находится в преддверии ада, ожидая решения своей участи. Очень хотелось пить. Перед жаждой даже голод отступил на второй план. От отчаяния спасало лишь безумное желание выжить. Ольга клялась себе, что больше никогда и никуда не выедет за пределы Питера, что все свое свободное время будет проводить рядом с сыном и бабушкой, что простит всех, ее обидевших, и больше ни на кого не будет держать зла. Наверное, после подобных мыслей в душе должен был наступить покой, но ей отчего-то не становилось легче.
И вдруг, заскрипев петлями, открылась дверь. От яркого света Ольга зажмурила глаза и в ту же секунду ощутила звериный запах, исходящий от немытого человеческого тела. Молодой чеченец пружинистой походкой подошел к ней и, ничего не говоря, рывком поднял ее с пола.
– Пить хочешь? – спросил он без акцента, внимательно разглядывая ее.
Ольга невольно поежилась, осознавая, насколько мало закрывает ее тело цветная маечка на бретельках и короткие шорты. Хриплым голосом ответила:
– Хочу. Очень.
– Пей. – Он протянул металлическую армейскую флягу, отстегнув ее от пояса и отвинтив крышку.
Жадно глотая холодную воду, Ольга старалась не замечать оценивающего взгляда мужчины, в глазах которого интерес сменялся похотью.
Сделав последний глоток и протянув ему пустую фляжку, она поспешно сказала:
– Я журналистка из Питера, меня будут искать. Спасибо за воду. – И перевела дыхание, надеясь, что построила свою речь в правильном порядке.
– Журналистка, говоришь? – Парень недобро зыркнул глазами. – Ну, ну…
Он неохотно развернулся и вышел, плотно закрыв дверь.
Снова потянулись бесконечные минуты ожидания, становилось тоскливо до жути. Ощущение жажды вернулось с новой силой. Ольга сидела, забившись в угол, и тихо скулила от отчаяния. Она совсем не была уверена, что ее кинутся искать почти сразу. Бабушке она правды не сказала, с попутчиками по купе не откровенничала, а в редакции ее звонка ждут лишь утром следующего дня. Конечно, есть надежда, что в вагоне все-таки обратят внимание на ее отсутствие, особенно когда поезд дойдет до конечной остановки. Но беда в том, что сумочку с документами и деньгами она взяла с собой, когда побежала за водой, и куда все это делось, оставалось неясным, особенно же настораживало, что бандит сделал вид, что услышал о ее профессии впервые.
За стеной раздались мужские голоса. Двое о чем-то спорили на своем языке. Неожиданно они перешли на русский, и Ольга ужаснулась, потому что речь шла о ней.
– А я сказал, ты ее не тронешь, пока наверху не решат, что с ней делать дальше. Если за нее нельзя будет взять деньги, Рашид ее и так нам отдаст.
Этот голос принадлежал немолодому мужчине, с ним не соглашался тот, который дал Ольге напиться.
– От этой русской шлюхи не убудет, я не пойму, почему ты меня к ней не пускаешь. Ну хочешь, ты
