— А-а. Понятно, — с сомнением протянула светлая ведьма. — Так вот, она говорила, что ты хотела уйти из клана. Не хотела быть убийцей. Это так?
— Да.
Показалось или на лице Людмилы промелькнуло облегчение?
— Тебя не отпускали, — полувопрос-полуутверждение.
— Так просто из клана не отпускают.
— Хм. Ну хорошо. Не знаю, важно это или нет, но прежде чем поговорить о Лёше, я передам ее слова. Она советует тебе встретиться с отцом.
— С кем?!
То, что теоретически отец у нее был, Лина знала. Где-то и когда-то ее целеустремленная мама нашла ту человеческую единицу, которую можно было припрячь для производства наследницы-преемницы. Зная мать, можно было не сомневаться, что неизвестный отец был воином, причем из лучших. Офицер- десантник, как сказала мать. Хотя можно было и так догадаться — Лиз признавала только высокие стандарты. И скорей всего он был из каких-то южных земель, ведь недаром у нее, Лины, смуглая кожа и густые черные волосы. И также можно было догадаться, что после достижения цели этот офицер-десантник оказался немедленно забыт и хорошо, если не убит.
Но Лина почти никогда не думала об отце.
Не было ни времени, ни желания. Хватит с нее и одного родителя — Лиз заполняла дни так, что жить было некогда.
А теперь Стефания говорит об отце.
Что это значит?
— Я не понимаю.
— Я тоже не особенно. Но она говорила, что встретишься — поймешь. Вот, — на столешницу ложится свернутая бумажная полоска. Самый обычный листок-стикер. Желтый. Лина молча прочитала несколько ничего не говорящих ей слов.
«Даниил Орешников. Клуб «Бланко», клуб «Этна», студия «Милагрос».
Все непонятней и непонятней. При чем здесь музыка?
— Хочешь попробовать? Лёш тебя проводит.
— Лёш?
— Ты против? — Соловьева задумчиво крошила на блюдце печенье. — Лина, я ведь недаром сказала, что так дальше продолжаться не может. Лёш — весь как натянутая струна, Вадим боится выпускать его из виду больше чем на полчаса. Да и ты…
— Что я?
— Ты сама не чувствуешь? Или эта твоя… маска приросла, что ты ее уже и не ощущаешь?
— О чем вы?.. — Она знала, о чем, но… неужели это так заметно?
— Эх, Маргариту бы сюда, — с какой-то грустью вздохнула женщина. — Ну ладно. Ты живешь здесь три недели, Лина. Ты ни разу не улыбнулась, ни разу не прилегла отдохнуть среди дня, просто так. Ни разу не забежала на кухню в неурочное время, просто потому что захотелось есть.
— Прости?
Старшая Соловьева вдруг усмехнулась:
— Да, эта манера моих родственников пролезать на кухню в любое время дня и ночи и выискивать вкусненькое иногда достает, но все-таки я бы хотела, чтобы ты тоже вела себя так. Так, как будто ты здесь своя. И так, словно это ты, а не робот, запрограммированный на зелья и бесконечные тренировки!
Пауза, и снова пристальный взгляд:
— Скажи, это — ты? Какая ты? Ты знаешь, чего хочешь? Не родные, не твой клан, чтоб его демоны навестили. Ты сама. Ты знаешь? Определись. Пойми. Сейчас пойми, пока на тебя никто не давит.
— Мила…
— Я должна знать, Лина. Я не знаю, что так прочно связало ваши жизни, но раз это так… сильно и… неизбежно, то в этом стоит разобраться! Пока не поздно!
Неизбежно? Разобраться?
— В чем?
— В себе. В своей жизни. Нужна тебе любовь? И нужен ли тебе Лёш?
Нужен?
Зеленые глаза и ясный голос… звон струн… и расцветающее в сердце тепло. И ощущение, что ты ступаешь по облакам, и чувство, что ты живешь. И счастье.
Искристая жаркая аура, переплетенье магии, довольный, беспредельно довольный Феникс.
Касание губ, от которого разом учащается дыхание, кружится голова, кружится мир вокруг… и плавятся ограничения…
— Нужен, — услышала девушка собственный голос.
На плите мягко булькала забытая смесь. Тихо-тихо стучали часы. Послышался еле уловимый плеск — рыбкам в аквариуме не терпелось получить корм.
А Мила вздохнула:
— Это хорошо. Почему ж вы тогда так…
— Как?
— Не помиритесь никак. Все вокруг на цыпочках ходят и дохнуть боятся. Лина, если он сделал что-то не так, то мужчин иногда надо прощать. Может быть, тебе стоит?..
— Но это же он сам! — слова прозвучали как-то по-детски, и Лина вспыхнула. — Он сам ко мне не подходит!
Мила уставилась на нее так, словно Лина внезапно превратилась в рыбу и заговорила на китайском языке. А потом… рассмеялась.
— Вот не зря я хотела для детей нормальной жизни! Эта мне магия! Вы подумайте, неделю кружить друг у друга перед глазами и не решиться подойти! Одна — потому что фениксам надо держать под контролем эмоции, а второй — потому что эмпатией девушку проверять он считает непорядочным, а заговорить прямо не хочет — мол, она может подумать, что он навязывается ей, в благодарность! Я с вами с ума сойду!
Глава 16
Тихий бунт
Раньше он видел эти выступы и изломы как части какого-то узора. Прихотливого, неяркого, но узора. Когда охранники не смотрели, Ян двигал с места осветительный шар, и пещера словно оживала в неровном свете. Причудливо двигались тени, танцевали по стенам, изгибались, как растения под ветром. То есть он так надеялся, что это похоже. Он ведь никогда не видел ни ветра, ни цветов. Но верить хотелось. Отец говорил, что последний месяц Ян проведет, как один из Ложи, в роскоши; что у него будет все — хоть целый подземный сад, если он того пожелает. А пока оставалось только воображать себе этот сад. Он изучил каждую жилку на базальте потолка. Вот там, за двойным выступом, зеленоватая прожилка, точно плеть вьющегося растения с картинки. И желтое вкрапление рядом — как цветок. А чуть подальше, на самом краешке расщелины, прожилки сливаются в линию замка. Неполного, но основное можно дорисовать.
Нет. Сегодня не выйдет.
Привычный потолок из базальта на этот раз воспринимался по-иному. Ян смотрел на неровную серую поверхность, но видел другое. Сотни метров между его Уровнем и верхним миром. Преграда, которую надо пройти.
Ян облизнул вдруг пересохшие губы. Как давят эти стены.
Он должен выбраться из пещеры. Если бы ему не блокировали телепорт, все было проще. Куда, интересно, подливают эту настойку, которая глушит его способность к переносу? В суп? В воду? Хотя ее можно подмешать куда угодно. В последние два-три дня Ян тайком от охраны читал другие книги —
