Вот вам моя исповедь: если мне вообще нужен бог, мне нужен бог свободы, спонтанной благодати, в которой организующие начала не душили и не подавляли бы меня. Возможно, те, кто попал в ловушки Геосинка, на меня похожи. Они чувствовали себя угнетенными, потому что компьютер работал без малейшего изъяна, давая им все, чего бы они ни пожелали, — вот только им требовалось нечто большее.
Я на это надеялся. Тем, кто был счастлив в своем виртуальном сценарии, уже не помочь. Истинных солипсистов, потерявших веру в организующие принципы, угнетала свобода, а не закон. Они, возможно, страдали, но и им тоже я ничем не мог помочь.
Я надеялся на существование меньшинства, до которого смогу достучаться. Мне никогда не отыскать их, путешествуя по виртуальности. Вместо этого я сгенерировал сотню кубов, сцепив их в единое целое, потом, расположив их так, чтобы получился длинный дом, построил внутри него комнаты. Затем теплыми и холодными цветами задал противоположные направления для севера и юга.
Я мог бы вызвать источники направленного света и музыкальную тему — что-нибудь из Штрауса или Демби, — но мне хотелось, чтобы действовали законы электричества, поэтому моя задача усложнилась.
Вырастив прямоугольник размером с холодильник, я определил его как источник питания, что-то, что будет гудеть и светиться. Открытые поверхности я покрыл розетками. На этой первоначальной стадии проекта то, что я соединял, оставалось единым, и это меня вполне устраивало. На микроуровне реальность тоже такова.
Этот «дом» был ядром, из которого я намеревался вырастить ма-терирскую плату, снабженную процессором, идентичным Геосинку, в котором жили мы все. Мой виртуальный компьютер я намеревался начинить тем же программным обеспечением, на котором работал реальный.
И вот тогда я запущу чертову штуковину и вызнаю все ее трюки. Я перерою свалки памяти, чтобы отыскать место, где могут храниться души — те самые души, которые считали, будто ушли в свободный полет. На деле у них, как у всех прочих, имелись адреса хранения.
Я прибегну к обману и тайком разошлю сообщения тысячам безумцев. И тем самым — не пускаясь в лабиринты их игр — докажу им, что они не одни.
И я тоже был не один. Чистки Подавителей продолжались. Услышав рев двухместного джипа без глушителя, я выглянул в южное окно. Со свистом, оставляя следы шин в густой зелени виртуальности, мимо пронеслась Казуми. Завершив второй круг, она остановилась.
— Двери у тебя маловаты.
— Ты могла бы вполовину уменьшить размер изображения, — предложил я. — И ради Бога, отладь мотор.
Уменьшившись до размеров гоночного болида, Казуми завела свой джип в мою кухню. Ее голос доносился из радио автомобиля.
— Ты вконец все завалил. Подавители окончательно захватили власть. Твое имя используют как клеймо, чтобы позорить других. Что там стряслось между тобой и Мидори? Ты дал ей все и свой политический труп в придачу, чтобы она могла станцевать на нем. Что на тебя нашло? Вы решили потягаться, кто круче, мужчина или женщина?
Эта мысль заставила меня рассмеяться.
— Мужчиной я был тысячу лет назад. Даже не помню, каково это. Это все слова, а я слова ценю. Я никогда их не забываю, но они не помогают мне воссоздать ощущения или эмоции.
— Подавители ждут не дождутся, когда снова обретут тела, — сказала Казуми. — В той, прошлой жизни им, наверное, жилось совсем неплохо. Может, в этом разница между нами. Мы были жертвами. Мы и теперь жертвы. Возвращение к привычным моделям поведения.
Я мог бы спросить Казуми о ее жизни на Земле и рассказать ей историю своего прошлого. Собственно говоря, она этого и хотела. И я предложил ей нечто близкое к такой высшей откровенности.
— В прошлом я был робок, — начал я. — Стеснялся незнакомых людей. Отмалчивался, пока не узнавал их поближе. Разумеется, за десятилетия в космосе я подружился со столь многими среди наших умерших, что робость исчезла. Поэтому никто такого за мной не помнит. Но за годы одиночества на поверхности Синей планеты неуверенность вернулась. Видимо, желая ее преодолеть, я был резок с леди Мидори; наверное, я стал читать ей нотации.
— Она сама всем нотации читает, — откликнулась Казуми.
— Поэтому все так скверно и обернулось, — согласился я.
— Это покаяние?
— Других тоже изгоняют? — ответил я вопросом на вопрос. — Мне теперь смиренно посыпать голову пеплом? Или подождать и устроить прилюдное представление?
Казуми рассмеялась.
— По-моему, ты очень ловок. Ты и сейчас что-то хитрое затеял. Помощь нужна?
— Да. Хочу, чтобы ты насоздавала кубов и расположила их по одной линии. Вот карта.
Я развернул карту перед ее фарами.
— Похоже на блок памяти. Вроде как логическая цепь.
— Понадобится много ездить на большие расстояния, чтобы измерять эти цепи и их закладывать, — объяснил я. — Здесь в виртуальности мы построим компьютер, который эмулировал бы реальный на орбите Синей планеты.
— Понятно.
Над головой Казуми возник пузырь белого пространства, в каких появляются реплики персонажей из комиксов. В этом пузыре она оказалась женщиной в длинном золотом платье. Кухня осталась прежней, а ее воображаемый Йоси в точности соответствовал мне. Она обняла меня, поцеловала — и превратилась в амебу, чтобы поглотить мое тело своим. Расплывшаяся глыба, какой предстала теперь Казуми, подмигнув, рыгнула:
— Ух. Иногда я просто не могу удержаться.
Пузырь исчез. Такой обмен мыслями был принятым способом выражать чувства: в данном случае она сказала, что я ей нравлюсь, и попрощалась. Это как пауза между событиями. В реальной жизни люди спят, едят и занимаются мелкими делами; в виртуальности тоже, бывает, хочется сымитировать подобные обрамляющие моменты. Но и в этом мы были экономны. Пауза иссякла в мгновение ока. Взревев мотором, Казуми выехала из кухни. Она даже не спросила, зачем я строю виртуальный компьютер.
Башо был еще злее, чем Казуми, и задал гораздо больше вопросов. Хмыкнув, он затопал прочь в теле борца сумо и расположился поодаль, чтобы перехватить следующую волну изгнанников. Затем разгорелись жаркие дебаты, в результате которых они решили помочь мне в строительстве компьютера.
— Говорят, у нашей полулояльной оппозиции появился новый лидер, — сказал Башо, когда они все явились ко мне на кухню. — Хага сговорчив. Может быть, он добьется успеха. Он задобрит Подавителей. И они могут сдать позиции и позволить нам вернуться. Давайте не будем делать ничего, что бы раздражало леди Мидори и лорда Хидеяки.
— Что, совсем никаких тайных заговоров? Заверяю вас, я совершенно честен, — сказал я. — Честность была моим падением, но в данном случае, надеюсь, поможет нам пережить тяжелые времена. Я хочу только достучаться до пары-тройки безумных душ. Это будет первым шагом к возвращению их в реальность. Статистика может оказаться на нашей стороне. Один или два процента, возможно, пожелают расстаться со своим безумием. Мы станем их спасителями. Сейчас нас уже двадцать душ. Еще двадцать, еще сто — и Подавители пойдут на переговоры с нами.
Башо пожал плечами.
— Сбор урожая душ… Подавителям не понравится, если мы заразим эти плоды идеями оппозиции.
Я рассмеялся.
— Может, нас накажут. Изгонят назад в реальность.
— Нет, правда…
— Мы будем сами собой, Башо. Иначе мы становимся дважды узниками. Чего ты боишься? Раньше был отважнее.