Джон Мильтон.
«О пробуждении я не знаю ничего. Помню только непонятный шорох вокруг меня и холодный полумрак. Мир открылся в блеске и свете, раздробленном на цвета…»
Зачем меня вызвали из небытия, чего хотят на этот раз не знающие жалости существа, взрастившие внутри себя специальную породу реинкарнаторов. Нужно им лишь одно — понять себя, свое предназначение, смысл того краткого мига, который они по незнанию называют жизнью. И надо сказать, они чрезвычайно изобретательны в достижении своей цели. Придумать меня было достаточно нетривиально, но они пошли еще дальше и с помощью писате-лей-реинкарнаторов постоянно изменяют, совершенствуют меня — свое alter ego — и с инфантильным изуверством детей, отрывающих мухе крылья, изучают, что же из этого получится.
Кем мне только не приходилось являться.
Вот я, жертва преступной связи матери, заточен в творении легендарного Дедала. Я предан единоутробной сестрой, оболган молвой, убит афинским красавцем Тесеем. Что увидел он в стекленеющих глазах Минотавра, какие бездны открылись ему?
На смену античности пришло средневековье, и вместе с этим изменили и меня.
Не все спокойно в датском королевстве. Народ данов и его король Хродгар терпят бедствие от чудовища по имени Грендель. Никому не посоветовал бы оказаться в моей шкуре. Изначально отверженный потомок Каина, я отрицаю мир людей со всеми их устремлениями. Мне надлежит лишь ненавидеть, убивать и пожирать людей. Но в глубине души мною движет желание, сходное со стремлением Чужого на корабле «Ностромо»: оставьте меня в покое со своим Беовульфом, я хочу лишь быть собой.
Просвещенная эпоха мало что изменила в моем образе. Единственное — создатели наконец-то осознали долг перед своим творением и поняли, что, прежде чем обвинять в злодействе, следует понять его причины. Доктор Франкенштейн вдохнул жизнь в мертвую материю и своими руками создал человекоподобное существо. Но подумал ли он о том месте, которое я смогу занять в косном человеческом мире. Одинокий, жестоко и несправедливо гонимый, я обречен на вражду с людьми, которым желал только добра. В страхе, обуявшем души окружающих, я не виновен — как не виновен и Гол ем, сотворенный бен Бе-цалелем. В его облике я бродил по улицам старой Праги немой машиной, символом человека без духа, слепо подчиняющимся воле манипулятора.
Промышленная революция изменила меня. Братья Чапеки придумали новое существо — человека- машину — и назвали его «робот» в честь чешских крепостных крестьян. Это слово очень четко определяло мое тогдашнее положение: послушный, лишенный потребностей и эмоций раб. Но, слава святому Айзеку, все вскорости переменилось. Благодаря трем его заповедям, трем законам робо-техники, я искоренил в себе зло, направленное на своего творца. Но в один прекрасный день я понял, что уже ничем не отличаюсь от моего создателя, разве что су-«тью рождения. Неважно, что один из нас вышел из чрева матери, а другой — с заводского конвейера, ведь нам, андроидам, уже снились сны про электрических овец. Так, на новом витке бесконечной спирали, я снова стал изгоем, преследуемым ортодоксами от ксенофобии. Происхождения мне не простили.
За последнее десятилетие под воздействием высоких технологий жизнь на нашей планете изменилась коренным образом. Компьютеры, глобальные информационные сети стали непременным ее атрибутом. И вот, явившись в очередной раз, я увидел небо, напоминающее «телеэкран, включенный на мертвый канал». Киберпро-странство звало меня, засасывало внутрь непримиримой волей моих создателей. Мне не надо было ни шунтов, ни мнемоюстов, ни изощренных наркотиков, чтобы проникнуть в виртуальный мир. Я уже там. У меня нет рта — и я должен кричать. Но я не один. Меня много. Теперь мы выбираем лица. Я мастер снов, я Нео, я сожженная Хром, я газонокосильщик, я Джейн, подруга Эндера, я червь на осеннем ветру, я худощавый мальчик по имени Нейромант… Я — ваше отражение на витках виртуальности. Приходите ко мне, и вы поймете о себе все!
Наконец тьма рассеялась, протяжный гул в голове прекратился, и я попал…
Эto Россия? Зачем им alter ego? Весь мир создавал меня, дабы посмотреть на себя со стороны, покопаться в собственной душе, не препарируя ее. Но главным свойством русского менталитета всегда было постоянное желание исследовать и выставлять напоказ именно свое духовное содержание. Вскрывать глубины своего подсознания, словно демонстрируя миру — вот они мы, нас видно как на ладони, ну и попробуйте теперь разобраться в загадках русской души! Не разбирались.
И русские творили, и alter ego в исполнении их писателей представляло собой ту самую «фигу в кармане», которой старались сломать прокрустовы рамки соцреализма. Правда, они пытались создавать и роботов, и киборгов. Но копировать личность стремились отнюдь не для сравнительного анализа. Хотя инженер Валентин Васильевич Кривошеий и попробовал создать меня-дубля, убедившись, что дубли у нас отнюдь не простые. А еще помню, как я был мозгом академика Окады, понейронно записываемым на биомассу. Было темно, горели свечи, пахло воском, а странный монотонный голос отсчитывал заполняемые сектора. Меня лишь пытались спасти от смерти. Это было в шестидесятых. А в девяностых — прорвало. Меня создавали, пытались одеть во всевозможные кафтаны. Особенно в виртуальный. Вместе со свободой в Россию пришли компьютеры, и многие решили воспользоваться этой возможностью — полюбоваться человеком без тела, чистым сознанием, микроосновой существования которого стали элементарные триггеры и Булева логика. Хотя по-прежнему в компьютерном отражении человека больше всего было от самого человека. И когда фантасты радостно стали перемещать/копировать героев в киберпространство, открылось, что и виртуальность проецировать на внешний мир — тоже неплохое развлечение. И тогда я стал Сашей из Госснаба, которому удалось полюбовно договориться с грозным и грустным воином Зай- наддином Абу Бакром Аббасом ал-Хувафи. А еще параллельным мальчиком Вовой по кличке Файл, который сбежал в мир компьютерных игр и оттуда управлял людьми. А еще пришлось побывать в облике великого ассирийского военачальника и игрового юнита Иштар-хаддона, компьютерной копии историка Игоря Маслова. Вдоволь постранствовал я тогда между реальностью и виртуальностью посредством Слепого пятна.
И все же, участвуя в компьютерных играх, я далеко ушел от своего истинного предназначения — отражать и демонстрировать. Не хотелось быть очередным «непотопляемым Арктикой», душа жаждала осмысления нового бытия. Тогда я явился в Глубину в образе Неудачника. Все гадали кто я — пришелец из космоса, будущего, параллельных миров или машинный разум Сети? Но я был лишь тем, кто попытался понять — а нужны ли людям отражения? И, так получилось, что я понял и высказал: «Глубина дала вам миллионы зеркал, дайвер. Волшебных зеркал. Можно увидеть себя. Можно глянуть на мир — на любой его уголок. Можно нарисовать свой мир — и он оживет, отразившись в зеркале. Это чудесный подарок. Но зеркала слишком послушны, дайвер. Послушны и лживы. Надетая маска становится лицом. Порок превращается в изысканность, снобизм — в элитарность, злоба — в откровенность. Путешествие в мир зеркал — не простая прогулка. Очень легко заблудиться…» Не понял меня тогда дайвер Леонид. И мне пришлось явиться к нему вторично — в роли его темного alter ego. Это было непросто. Я был слепком души хорошего человека, «снятым в моменты боли и страха, грусти и одиночества». Мне не нравилась моя миссия, но благодаря мне, Темному драйверу, сама Сеть обретала разум. Бытие в Глубине стало одной из самых интересных моих инкарнаций на российских сетевых просторах.
Иногда меня не нагружали этическими проблемами, а лишь просили помочь. Героям или автору. И я становился Свободным охотником в смертельной битве за виртуальную галактику или спасал погибшего хакера Энди, перемещая его сознание в киберспейс, распростершийся между параллельными мирами. Генетик Эдуард Гарлицкий, также спасаясь, прятал свое сознание в Сеть и долго жил там и в гель- кристалле, пока вновь не стал человеком. Мне пришлось побывать Егором Соловьевым, ставшим участником безумной игры, затеянной странной мыслящей Системой. И все эти люди, и многие другие — это тоже был я — их бестелесное «второе я».
Все больше и больше писателей пользуются моей виртуальной составляющей. Иногда даже не слишком умея и не понимая, зачем это надо. Я не обижаюсь. У меня становится все больше лиц, функций, воплощений…
Пусть меня опять прогнали по различным образам, как сквозь строй со шпицрутенами, но я верю, что час освобождения близок. Скоро просто некому будет впихивать в меня новые жизни. Все либо будут сидеть
