не говорила, не плакала, даже не опиралась на предложенную руку во время надгробного слова, а просто стояла в каком-то жутком оцепенении, глядя сухими глазами, как комья земли падают на гроб сына.
Ружейные залпы – двадцать один, как положено морпеху – не нарушили этого ледяного спокойствия.
Стоя рядом с Мичумом, жалея, что ничем не может помочь, Воорт видел и Вечный огонь на могиле президента Кеннеди, всего в нескольких сотнях ярдов, и смену караула у памятника погибшим солдатам армий Севера и Юга. Со всех сторон могилу Ала окружали более крупные памятники на местах упокоения офицеров, занимающих более высокое положение даже в смерти, тогда как ниже ряды простых белых надгробий отмечали солдат и сержантов, армию мертвых, замерших по стойке «смирно» четкими рядами, тянущимися до самого Потомака, в земле, что когда-то была частью виргинской плантации Роберта И. Ли.
В тот день на кладбище было полно черных лимузинов – процессия в память о более чем двухстах морских пехотинцах США, погибших вместе с Алом во время теракта в Бейруте.
И теперь в гостиной Линн Воорт задерживается еще на несколько минут, уводя разговор от Мичума. Он сидит, разглядывает фотоальбом и даже ухитряется выпросить недавнюю фотографию друга «для коллекции».
– В следующий раз давайте соберемся втроем, – говорит Линн, провожая его к дверям. – Позвони ему. И скажи, чтобы он привел свою девушку. Я приготовлю твои любимые пикантные сосиски.
Воорт широко улыбается.
– Буду рад его повидать, – говорит он.
«Конрад, ты должен его остановить!»
Дождь перестал, и Воорт, добравшийся домой в половине десятого, обнаруживает, что большинство посетителей Мэтта уже ушли. В доме остаются только Воорты, которые будут здесь ночевать. Подростки смотрят телевизор или развлекаются в игровой комнате. Воорты-пенсионеры из куинсовской ветви семьи, экс-детективы и сержанты с женами, прибирают в главной столовой, унося на кухню фарфоровые тарелки с остатками пиццы или вытаскивая на улицу мешки с мусором. Марла Воорт, сестра Мэтта, выходит из кухни в переднике. В руке у нее лопаточка, испачканная шоколадной глазурью. Вид расстроенный.
«Завтра я пойду в армейские конторы во Всемирном торговом центре и проверю, действительно ли Мичум уволился».
Впрочем, если завтра он не найдет Мичума, это почти наверняка будет значить, что друг мертв.
– Конрад, ради Бога, – говорит Марла, – Мэтт хочет поплавать на каяке. Сегодня вечером. Он никогда в жизни этим не интересовался.
– Я с ним поговорю, – успокаивает ее Воорт.
«Кому Мичум лгал – Линн или мне?»
– Ты единственный, кого Мэтт слушает, – говорит Марла. – Вчера он захотел суши, хотя никогда их не ел. Позавчера смотрел по телевизору бейсбол, а ведь всегда его ненавидел. Мне страшно.
– Марла, радуйся, что он полон жизни.
– Пусть он останется таким, когда закончится химиотерапия. Сейчас ему нужны силы.
Воорт целует ее в щеку и направляется к лестнице, остановившись по пути, чтобы поиграть с шестилетней племянницей, дочерью Марлы. Он поднимает девочку высоко над головой и кружит, а малышка визжит от удовольствия.
– Самолет совершает посадку. Пассажиров просят пройти на кухню за шоколадным кексом, – говорит Воорт, опуская ее на пол.
«Надеюсь, с Джилл Таун сегодня не произойдет „несчастного случая“».
Воорт заходит в превращенную в больничную палату спальню. Мэтт в одиночестве сидит в большом мягком кресле и читает «Земную одиссею» Марка Хертсгаарда. Лысая голова Мэтта блестит. Он усох и от болезни, и от лечения, но оптимистично отказывается покупать одежду меньшего размера, так что старая клетчатая фланелевая рубаха велика ему, как и обтягивающие прежде джинсы. На подлокотнике кресла – чтобы в любой момент можно было выйти – лежит болотного цвета куртка на молнии со светло-коричневым воротником.
– Я всегда мало читал, – говорит Мэтт. – Этот писатель, Хертсгаард, проехал вокруг света, чтобы познакомиться с проблемами окружающей среды. Вот это путешествие!
– Ты хочешь поплавать на каяке? – спрашивает Воорт. – Сейчас?
– Все уговаривают меня подождать делать то, что я всегда делал, пока не закончится химиотерапия. Я хочу заняться чем-то новым – и не откладывая. Вопрос в том, позволить ли дурным вестям подмять тебя или нет.
– Марла беспокоится.
– Марла, – Мэтт тянется за курткой, – считает доктора Господом, и Господь повелел мне не вставать с постели.
– На реке в это время года холодно. Если мы перевернемся, ты промокнешь.
Мэтт усмехается. Три дня назад он закончил еженедельные процедуры и, как обычно в последнее время, испытывает душевный подъем. Потом, перед следующим визитом в больницу, его настроение ухудшится.
– Когда – еще до того, как я заболел, – ты пытался уговорить меня покататься на каяке, то говорил, что мы наденем гидрокостюмы. И обещал, что будешь грести так, что мы не перевернемся. Ты что, разучился работать веслами?
– На каяке гребут одним веслом. Если тебя затошнит, скажи мне сразу.
– Конрад, я не мазохист. Я хочу развлечься, а не утонуть.
Через десять минут они в «ягуаре», едут через сердце Гринич-Виллидж – мимо толп, кофеен, джазовых клубов.
– Боже мой, – говорит Мэтт, – никогда не думал, что ресторан может выглядеть так здорово. Марла держит меня взаперти. Когда я закончу со следующей химиотерапией, позвони какой-нибудь из своих подружек, и отправимся куда-нибудь все вместе.
Перед глазами Воорта на мгновение возникает Джилл Таун: они вдвоем в ресторане, сидят за круглым столиком. На столе горит свеча. Рядом бутылка белого вина.
Джилл – в видении – уходит в дамскую комнату.
Через минуту – в видении – он слышит пронзительный крик.
Они едут по Седьмой авеню на юг к Уэст-Хьюстон-стрит и поворачивают направо к вестсайдскому шоссе и лодочной станции.
– Конрад, с какой девушкой ты сейчас встречаешься? Пациенту необходимо компенсаторное возбуждение.
– Если тебе нужно возбуждение, возьми в прокате порнофильм.
Воорт оставляет «ягуар» на временной парковке, образованной строительными перегородками возле набережной Гудзона. Полная луна заливает бархатно-черную реку светом. Лодочная станция на пирсе 26 находится в нескольких кварталах к северу от Мирового финансового центра и по другую сторону вестсайдского шоссе от «Трэвелер иншуренс билдинг». Мимо пробегают несколько поздних бегунов и роллеров, подключенные к своим наушникам – своим личным коконам. Воорт отпирает ворота лодочной станции, замечая, что Мэтту, в его ослабленном состоянии, приходится прислониться к сараю.
– Ты уверен, что хочешь кататься?
Вблизи река кажется довольно бурной.
– Конрад, знаешь, что я узнал о разочаровании? Ему очень легко поддаться. Весь мир хочет, чтобы ты поддался. Сколько старообразных людей ползает по Нью-Йорку, а потом оказывается, что им только по шестьдесят. Они начали всего бояться, когда были в нашем возрасте, и погляди, чем это закончилось. А теперь вытаскивай свой чертов каяк.
Выводя двухместный фибергласовый каяк от деревянного причала, Воорт вспоминает, что это Камилла познакомила его с этим спортом. Мысленно он видит ее на речной гоночной яхточке на Гудзоне. Видит, как солнце сверкает в брызгах воды у нее на плечах. Воорт учит Мэтта надевать гидрокостюм, как когда-то она учила его, потом выбирает для кузена спасательный жилет и брызговик.
