– Здесь ему нечего ловить.
Воорт качает головой.
– Ты бы слышал его, Микки. «Вы никогда не забудете, – сказал он. – Вас всю жизнь будут мучить кошмары». Он выполняет миссию. Не думаю, что он может остановиться.
– Кон, на него охотятся даже свои.
– Помнишь израильтянина в том году?
– Дипломата, которого мы отправили домой? Какое отношение он имеет к Шеске?
– Его звали Ицик Хейфиц. – Воорт вспоминает того человека – красивого, умного, богатого, высокомерного. Атташе при ООН, степень доктора философии в Колумбийском университете, квартира на Пятой авеню, жена, в свое время участвовавшая в конкурсе «Мисс Вселенная», и родственные связи с одним из самых знаменитых израильских генералов. Три официантки из Мидтауна опознали в нем человека, который изводил их по телефону на работе и дома.
– Помню ли? – повторяет Микки, дуя на кофе. – Мы предупредили его, и в ту же ночь он звонит в дверь одной из официанток, насилует ее и спокойно уходит домой, считая, что она никому не расскажет.
– Он рассказал мне одну притчу, пока мы ждали самолета. Якобы она родом с Ближнего Востока. О скорпионе и лягушке.
– Вот псих. Смотрел чемпионат мира по телевизору, когда мы пришли.
– Скорпион хочет переплыть реку, но плавать не умеет и потому просит лягушку перевезти его. Лягушка говорит: «Ты рехнулся? Если я посажу тебя на спину, ты ужалишь меня и я умру». Скорпион отвечает: «Какая глупость. Если я тебя ужалю, мы оба погибнем». Так что лягушка согласилась. А когда они были на середине реки, скорпион ужалил лягушку. Они тонут. А скорпион говорит: «Я не виноват. Это моя натура».
К ним приближается стройная женщина. У Воорта перехватывает дыхание.
– Джилл?
Голова гудит.
«Так вот кто смотрел с другой стороны площади!»
Она оделась в черное, вероятно, поэтому ее трудно было разглядеть: короткая куртка из мягкой кожи, джинсы от Кальвина Кляйна, черные перчатки, черные сапоги, а между лацканами куртки виднеется черный кашемировый свитер с высоким воротом. При искусственном освещении даже волосы кажутся менее золотистыми. В присутствии Микки она теряется, не зная, можно ли поцеловать Воорта.
Воорт не рассказывал об угрозе взрыва никому за пределами узкого круга посвященных. Ему в голову не приходило, что опасность может грозить и ей.
– Я снова свободна! – Она чуть ли не поет. – Могу идти, куда хочу. Удивлен, что я пришла?
– Это твоя натура, – ворчит Микки.
– Меня уже тошнило от квартиры, а обычно я ее люблю!
Стараясь не выдавать озабоченности, Воорт спрашивает:
– Но почему ты здесь?
– Праздную! Сегодня суббота! Я позвонила, чтобы пригласить тебя выпить, но мне сказали, что ты работаешь, поэтому я рискнула и спустилась вниз. – Улыбка становится шире, словно она поймала их на безделье. – Значит, работаешь? Так вот как работают копы.
– Скоро увидимся, Кон, – говорит Микки и вежливо кивает Джилл.
Могучая фигура уходит к муниципальному зданию. Его уход – предупреждение Воорту побыстрее заканчивать.
– Он, конечно, скрывает свои чувства, – говорит Джилл.
– Н-да, он носит маску.
Воорт ощущает возбуждение Джилл из-за вновь обретенной возможности просто ходить по улицам.
– Я была везде! – радуется она. – Виллидж. Сохо. Я была в тюрьме, а теперь свободна. Ну так как? Выпьем?
– После того как закончу, если ты к тому времени не заснешь.
– Я могу не спать столько же, сколько и вы, мистер, – говорит она с уверенностью женщины, которая знает, что всегда будет пользоваться успехом у мужчин. – И не отказалась бы от кофе по-ирландски. – Джилл сладостно содрогается. – Обожаю взбитые сливки.
Одиннадцать тридцать восемь.
Воорт резко оборачивается, встревоженный ревом двигателя со стороны мэрии. Но это просто один из трех патрульных каров объезжает заграждения по внешнему периметру.
Когда он снова поворачивается к Джилл, она хмурится.
– Что-то случилось?
– Нет.
Она понятия не имеет, что его присутствие здесь как-то связано с дискетой, полученной вчера ночью. Взяв Джилл за руку, Воорт мягко разворачивает ее от глаза бури – Полис-плаза, один. Они идут на другую сторону площади. Это самый короткий путь к безопасности.
– Я освобожусь около половины первого, – говорит Воорт. – Решай, где встречаемся.
В пятидесяти ярдах от здания, за барьером из мусорных контейнеров, проносятся по Сентер-стрит машины. Но вот пара фар сворачивает с дороги в их сторону. Огни становятся выше, а значит, машина забралась на тротуар.
Это разрешено только полицейским машинам.
– Как насчет «Вероники» на Гринич-стрит? – предлагает Джилл. – Хозяйка – моя приятельница. Я могу послушать рассказ о ее личной жизни, пока буду ждать тебя.
– Отлично. – Воорт пытается разглядеть машину. Явно не трехколесный кар.
Фары бросают конусы слепящего света на площадь.
– У них замечательные овощные клецки, – говорит Джилл.
«Это фургон».
Джилл добавляет:
– А еще у них прекрасный кофе по-ирландски.
– Значит, там, – быстро говорит Воорт. Водительская дверца открывается. – Джилл, будь добра, иди. Сейчас же. Встретимся в «Веронике».
– Что-то случилось, да?
«Меня должны были предупредить по рации о появлении фургона».
– Иди, – резко говорит Воорт.
Джил возмущена его тоном. На лице написано: «Никто не смеет указывать мне, что делать». Но времени на спор нет.
– Ну же!
Мгновение ему кажется, что Джилл начнет спорить, но она просто отворачивается. Стук каблучков затихает, а Воорт, сосредоточившись, направляется к фургону. Вытаскивает рацию.
– У меня фургон на площади, со стороны Сентер-стрит. Забрался на тротуар.
Помехи.
Рация сломалась?
Ослепленный кругами света, он стучит по рации. На командном пункте можно было бы отслеживать всю связь. Но здесь, на площади, он ограничен одной частотой: разговор либо с подчиненными, либо с начальством. Оперативники связываются с руководством, руководство координирует их действия. По словам Джека Лопеса, они похожи на армию, предотвращающую нападение.
«Он видит, что я иду. К черту рацию. Доставай пистолет».
Дверца фургона хлопает, закрываясь, и машина срывается с места.
Воорт пускается бегом.
Раздается визг покрышек. Воорту остается еще двадцать ярдов, когда фургон ускоряет ход, направляясь на север. Добежав до Сентер-стрит, Воорт успевает заметить, что фургон сворачивает налево, на Рид. Темного цвета, но слишком далеко, чтобы разобрать оттенок или номерной знак. Рация Воорта
