причитал какой-то усач.
Пользуясь такими моментами, Божидар Гостиляц снова подходил к окошечку кассы, наклонялся и озабоченно спрашивал:
— Простите, может быть, за это время появилось что-нибудь до Белграда?
— Знаешь, земляк, ты действительно не в себе, — отвечали те, кто его уже хорошо знал, а новые служащие пялились на него недоверчивым пустым взглядом.
Перейдя возле отеля «Прага» перекресток с широкой улицей Народного фронта, господин Божидар Гостиляц продолжил путь по Балканской, на этом участке не такой крутой. Сколько же людей проходит мимо друг друга! Одни только прибыли в столицу, другие возвращаются из нее, это неважно. Должно быть, поэтому здесь так много мастерских по изготовлению сумок. В нынешнем положении неплохо было бы ему прикупить дорожную сумку, подумал он, читая на вывесках:
— Вл. Жигич, Т. Милан...
Как и обычно, сторож паркинга, устроенного за облезлыми спинами двух жилых домов, смерил Гостильца угрожающим взглядом. В прошлом году, когда здесь, среди автомобилей, в стороне от людского потока, он однажды остановился отдохнуть, наблюдая за тем, как весело хлопает на ветру пришпиленное к веревке жалкое белье и покачиваются свешивающиеся головки пеларгоний во внутреннем дворе между зданиями, сторож, безусый паренек, пригрозил ему:
— Нашел где стоять, дед. Не видишь, что ли, здесь и для машин места не хватает. Смотри, чтоб ты мне больше не попадался на территории!
Через пыльную витрину «Оптики» почти ничего нельзя было рассмотреть. Зато большая неоновая вывеска «Pedikir — Manikir — Solarijum» сияла днем и ночью. С соседней двери лезло в глаза «Наращиваем ногти». На людей можно было бы распространить и сферу деятельности соседней фирмы «Окраска и чистка кожи», подумал про себя Божидар Гостиляц. «Restoran Luxor» — крупно значилось напротив, а снизу, не такими роскошными буквами, было дописано: «Жарим на углях». На дверях магазинчика «Симфония», специализировавшегося на торговле струнами для музыкальных инструментов, лаконичное сообщение: «Струн для музыкальных инструментов нет». В обоих залах кинотеатра «14 Октября» показывали блокбастер с таким же названием, в двух сериях, но догадаться по афишам, какая часть первая, а какая вторая, было невозможно. Ну а внизу вечно закрытая «Терраса „Москва'», потом пасынок — «Буфет „Москва”» и, наконец, стройный, благородный бок отеля «Москва», куда в былые времена ходили пить чай с янтарным ромом, где кланялись дамам и слушали живую музыку.
Сколько было утомительных возвращений по крутой Балканской, старый Божидар Гостиляц не мог бы и вспомнить. В памяти осталось только чувство чего-то мучительного — он никогда не знал, что хуже: душевная подавленность, тяжесть оттого, что его не понимают, или физическая боль в отекших ногах, вены на которых с каждым шагом скручивались все более запутанными плотными клубками. Затем следовало глухое одиночество и кошмарная ночь в квартирке над шумной Теразие, навязчивый свет рекламы так и лез в комнату, заполнял ее, множась повсюду: и на стекле в овальной рамке, под которым была фотография покойной супруги; и на стекле в прямоугольной рамке, за которым находился Указ министра строительства о присвоении ему, младшему инженеру геодезии первого разряда, звания инженера геодезии четвертого разряда; и на экране сломанного телевизора, в котором, правда, сохранился звук, но слишком громкий и не поддававшийся регулировке; и на треснувшей фигурке балерины из муранского стекла на комоде; и на стакане и круглом стекле ручных часов на ночном столике; и на скуластой люстре; и на перевернутых пустых банках на шкафу; и на хрустальной вазочке с двумя-тремя засохшими грецкими орехами, оставшимися от какого-то давнего Рождества; и на зеркале; и на противоположном зеркале в зеркале; и на зеркале в зеркале в зеркале; и зеркалах в зеркалах... Множилось и размножалось: «Первый сербский пивной ресторан», «Казино», «McDonald's», «Воеводинский банк», «Страховое общество». А с рассветом, еще только угадывавшимся в отблесках на куполах церкви Св. Марка, новая надежда — вдруг кассир Главного железнодорожного вокзала из-за широкой перегородки наконец-то скажет: «До Белграда? Один? Да, пожалуйста Отправление тогда-то и тогда-то. Перрон тот-то и тот-то. Всего доброго. Желаю приятного путешествия».
Но теперь все это уже неважно. В конце концов так оно и получилось. Бумажка была в здоровом кармане истрепавшегося пальто. Он не выпускал ее. Правильнее даже было бы сказать, что он за нее держался. Интересно, поверит ли ему кто-нибудь? Не важно, да и вряд ли найдется кто-то, кому он смог бы похвалиться. Но, разумеется, обязательно нужно сообщить об этом соседям. Филика, это жадное до сплетен подобие женщины, которая питалась крохами слухов, остатками любых, пусть даже совсем неважных событий, узнала о его попытках еще прошлым летом. Невозможно было пройти по лестнице, чтобы она тут же не открыла свою дверь и не выглянула.
— Сосед Божо, уж не собираетесь ли вы нас покинуть? — спрашивала она, наслаждаясь его смущением. — Я так и говорю всем: наш сосед Гостиляц не уехал бы не попрощавшись... — Так как он упорно молчал, она пыталась хотя бы поймать взглядом, изменилось ли выражение его лица.
Теперь придется ей все объявить. Не ради нее, из-за других...
— Вот, я уезжаю, зашел попрощаться, — повторил негромко Божидар Гостиляц то, что намеревался сказать Филике.
А уж она-то побеспокоится, чтобы разнести весть о его отъезде. Еще до захода солнца все, даже на Врачаре, Звездаре или на Вождовце, узнают, что господин Гостиляц на некоторое время отбыл в Белград.
— Уехал?! Как?
— На поезде.
— Когда?
— Ровно в двенадцать тридцать четыре.
— А вы не знаете, он там задержится или скоро вернется?
— Точно ничего утверждать не берусь.
— Но, видимо, некоторое время он будет отсутствовать?
— Видимо, да... Может быть, у вас для него какое-то сообщение, пожалуйста, можете оставить... Он, конечно, будет интересоваться... А если это что-то очень срочное, он может с вами связаться и оттуда, из Белграда, по телеграфу...
Несмотря на то что большинство людей нетерпеливо пересекали Балканскую улицу возле обменного пункта «Парк», Божидар Гостиляц, как человек дисциплинированный, дошел до пешеходного перехода. Ведь эти несколько дополнительных метров ничего не решали. Терпеливо подождал зеленого света рядом с еще одним киоском «Народной лотереи» и павильоном игровых автоматов. В отдающей влагой тени только что отремонтированного первого этажа отеля «Балканы» (ведь как следует отремонтировать тень дело непростое) последовала еще одна остановка. Широкая и короткая улица была полна людей, машин; казалось, что в состоянии покоя пребывает только пересохший Теразийский фонтан на другой стороне. Фонтан из белого камня и он, Гостиляц, — только они спокойны на всем этом пространстве. Остальное двигалось, спешило, ныряло в подземные переходы, выныривало, ползло по проезжей части над выцветшими стрелками, показывавшими направление движения, или текло по тротуарам двумя потоками навстречу друг другу. Впереди, возле самой кромки тротуара, несколько рабочих заканчивали монтировать сцену с уже натянутым над ней белым экраном. Легкий ветерок надувал надпись крупными буквами: «Белградский Соко-Штарк-марафон».
Столько таких похожих дней протекло, столько их срослось в одну большую неудачу, что Божидар Гостиляц разом растерялся и толком не расслышал, что именно сказал ему утром этот человек в кассе, он только увидел, что перед полукруглым окошком лежит аккуратно заполненный билет: касса продажи — Белград; номер кассы; номер операции; дата продажи; из: Белград; до: Белград; ровно в двенадцать тридцать четыре; перрон такой то; вагон семь, место пятьдесят восемь, второй класс...
— Сколько я вам должен? — взволнованно пробормотал он, напуганный тем, что вдруг у него не окажется достаточно денег.
