вооружен чем надо: такая кривая на конце вилка заостренная, то ли стрелка с двумя побочными крюками. Похожа на морской трезубец, только средний зубчик длиннее и прямой, а два посторонних согнуты лапками, загребать.
Ясно, что уже прошло сорок лет со дня смерти другого великого, о котором была речь в начале.
Нашему же человеку шестьдесят с лишком, он пенсионер.
Он тоже великий человек, он вооружен не только трезубцем, но и знаниями целого мира, знает все. Знает искусства и историю искусств. Знает науку, знает литературу, разбирается во всем. Светоч разума, в полном смысле слова. Знает, что есть НЛО и критика чистого разума, общая теория поля и джаз, темпера и интернет, педагогика и прошлое мира, имеет свои версии и никому их не сообщает. Одно, что не хочется, а другое, что некому. Распалась связь.
А был широкий собственный круг друзей и магия всеобщего преклонения, были открытия, были Любови, были деточки, были достижения во всем, светлый горизонт и прорыв в будущее! И вот будущее настало, но почти монашеское пренебрежение к условностям этого мира, нежелание идти в общем строю, биться за формальное признание, т. е. писать и печатать, публиковать, получать ученую степень — это нежелание участвовать в пошлой мирской круговерти и сделало свое дело.
Учеников не было. А только ученики и последователи в дальнейшем составляют опору учителя, его славу, его семью, его ревностных защитников, гурьбу заинтересованных лиц.
А он не заводил учеников, то есть он пытался воспитать из детей гениев, но дети есть дети. Они ведомы (с ударением на «о») по жизни своими генами и друзьями-подружками, так-то вроде они что-то берут у родителей и даже временно становятся выдающимися, то ли в два-три годика, то ли в десять- одиннадцать, но потом стоп. Не хотят в пубертатном периоде становиться кем хочет родитель, идут наперекор, ломают свою судьбу, свое будущее — и себе же во вред. Хоронят свои таланты простым плевком. Им лень. Чем больше отец старается, лезет из кожи вон, занимается с отпрысками своим любимым делом, тем, что не было ему дано свершить — тем меньше участвует ведомое (ударение на «о» опять) поколение во всех этих занятиях. Пока однажды не заявят «дай поговорить влюбленному человеку» (это в ответ на замечание, что как же ты, все еще не занимался, а сам уже два часа висишь на телефоне, на время погляди, ночь), а то вообще дитя сорвется и не ночует дома, а дома ждут волшебные вещи — фортепьяно и балетная палка, специально сделанный станок, или, допустим, мольберт с кистями и красками, или тетрадь с недописанными стихами, или математические совместные изыскания! Интернет, кладезь знаний — и то, они интернетом готовы пользоваться, но в своих бессмысленных целях — игры, порнушка, знакомства.
И вот уже отец замкнулся в себе, и даже уже уходит из семейки, где все нагрето, привычно, сытно, скучно, так или иначе устроено, где вечно ночью ждет в постели жена с книжкой и бессонными очами, больными от подозрения — красавица и умница, кстати, и ученая на небольшой стадии, кандидат наук, а не просто так домработница пришей кобыле хвост: плюс к тому же два иностранных языка.
Муж уходит к другой красавице и умнице, тоже кандидату и даже почти доктору наук. У нее и поселяется и живет на другом уровне. Новая красавица много обеспеченнее, выше по бытовым достижениям, по запахам и вкусам и по красоте интерьера.
Тут, однако, (мимоходом отметим) получается еще больший сбой, чем случай с воспитанием из детей гениев. Раньше, в прошлом гнезде, человек был главным. В его собственном жилье обитала вся семья, он сам осуществлял всеобщее руководство по поговорке «вольно черту в своем болоте бродить», принимал друзей, вел беседы не торопясь, ел собственную скромную пищу, ютил детей и жену — все на своей территории.
В новом же качестве он оказался приживалой, примаком, приемным сожителем, там его не любила мать жены, которая вела осаду новой семьи с помощью громких телефонных переговоров со всеми подругами и бесед на кухне с собственной дочерью, дочерью в расцвете сил, в почти сорок лет ставшей в результате сожительницей постороннего мужика. Герлфренд что ли теперь тебя называть? Поскольку вы не узакониваете отношения? А я стала мать герлфренда? И твой сын стал кем? Герлфрендз сан по-вашему? Свидетелем сожительства родной матери с посторонним мужчиной? Как это все понять?
Но текла и текла жизнь. Похоронили ту мать новой незаконной жены, маму этой герлфренд, что так негодовала, поделили ее большую квартиру пополам по справедливости, половину отдали совершеннолетнему внуку, о котором мама герлфренд так пеклась, подозревая пришлого френда в намерении захватить жилплощадь, принадлежащую, по ее мнению, законному наследнику, ребенку дочери — а сама герлфренд-профессор купила себе небольшую квартирку в центре, а наш герой в свете этих приобретений тоже побегал, настоял на разделе прежнего имущества (так как он благоразумно не выписывался с родной жилплощади) и получил от жены себе комнату как результат разъезда — прежняя жена и дети обрели небольшое помещение где-то в спальном районе, а бывшему главе семьи досталась комнатушка в коммуналке.
То есть всех обделили, обнесли как на пиру последних — всем все ухудшили. Был он хозяин в своем доме и жена его была полноправной хозяйкой — но нет, тот дом он разрушил, а в новом доме места себе не согрел, вечно подозреваемый в захвате не своей территории, и пришлось покушаться на права своей предыдущей семьи и отымать у них для себя кусок жилья, о боги. А что оставалось делать? Эффект падающего домино.
Теперь к совпадению времен и обстоятельств в наследии великого человека, о чем шла речь вначале.
Темным вечером наш великий вышел с большой сумкой и трезубцем на охоту. Он обошел свои владения, то там, то сям останавливаясь и перевешиваясь через край, внимательно склоняясь. Что-то теребил своей трезубой вилкой, оттаскивал в сторону, пробирался в глубь. Азарт охотника вел его, как каждый вечер, от объекта к объекту.
У него в комнате собралась большая хорошая библиотека, он обставил жилище письменным столом с настольной лампой, креслом и цветами на подоконнике, на стене висел старинный ареометр, предсказатель погоды со словами «великая сушь», а также имелась неплохая латунная люстра в стиле модерн, медный подстаканник тех же времен, картины в рамах (картины были отдельно, рамы отдельно, это он их почистил и объединил).
Это было его гнездо. Оттуда он выходил на охоту.
И вот результат: ночью он вернулся к своей второй жене как вихрь, как вестник свободы! Он сиял. Худое и измученное его лицо, обрамленное седыми волосками, несло на себе массу выражений, надежд, опасений и веру в победу, если кто умел читать по его виду (жена умела) — а внешне он был спокоен и задумчив.
Он сел на кухне выпить чаю.
Жена его, к тому времени уже инвалид первой группы, выслушала все с недоверием.
А затем был долгий поиск номеров телефонов и затем других номеров, сравнимый со шпионажем, были звонки, встречи, часы, проведенные в библиотеках, в архивах, а потом (внимание!) в дверь комнаты в коммуналке были вставлены дополнительные замки: понятно стало, что найдено сокровище.
Продолжались бессонные ночи, полные планов, не понятно было будущее, оно могло стать блестящим, но с частицей «бы».
Тем не менее все прошло по серединному варианту — не блеск, но и не провал.
Было в результате найдено единственное в мире заинтересованное лицо, некая вдова. Но, будучи богатой, она не спешила раскошеливаться, она требовала доказательств, получила их, спросила об источнике, то есть о том, кто держал этот архив — никто, отвечал сборщик материалов, никто кроме меня и нигде ничего не осталось. Как? Он уверил ее, что обнаружил эти вещи посмертно, тогда где? Где обнаружил? Пришлось сказать. Она сморщилась, внюхалась, что-то уловила, как бы отстранилась от этих запахов, однако отдавать материалы не хотела, положила на них свои на редкость красивые маленькие ручки, она желала сохранить все бумаги у себя для экспертизы и чтобы посоветоваться, но на уловку эту не поддались, материалы были убраны со стола, отобраны и уложены в папку с туманным намеком на то, что много есть заинтересованных, в том числе и за рубежом, документы могут быстро стать объектом публикации, пусть не за эти деньги и т. д., но держать их и под спудом нельзя: такая общенациональная ценность! Вы ведь слышали, как повысился спрос на Бунина после публикаций всех подробностей о его любовнице, которая жила с ним и с его женой, а потом ушла от них к лесбиянке Марге и до самой смерти
