— 6 августа, — рассказывала Валерия, — на Францишканскую улицу въехала колонна грузовых машин. В кузовах, сидели солдаты дивизии СС в массивных рогатых касках, с широкими треугольными бляхами. Машины промчались Доминиканской улицей, мимо почтамта. Случайные прохожие бросались врассыпную, пытались прорваться. Но выходы оказались перекрытыми. Всюду стояли солдаты, эсэсовцы. «Хальт! Раус! Шнелль, шнелль!» Мужчин хватали на улице, вытаскивали из домов. Не помогали ни «кенкарты» — удостоверения личности, ни свидетельства с немецкими печатями. Всю неделю машины, забитые арестованными, курсировали из Кракова в Плашовский лагерь. Восемь тысяч арестованных — таковы итоги черной недели в Кракове. Гестаповский гребень вычесывал, хватал людей без всякого разбора.
Наша партия в эти дни недосчиталась многих бойцов.
Я слушал Валерию и невольно любовался ею. Эта пани, одетая с иголочки, словно сошедшая с пасхальной открытки, самой природой была создана для разведки. Связной следует полагаться только на свою память. В руках врага записка, адрес, списки людей могут обернуться непоправимой бедой. Валя поражала даже видавшую виды Ольгу своей памятью. Ее информации, всегда точные, лаконичные, легко укладывались в предельно скупые строки радиограмм.
Подпольщики, снабжая информацией нашу связную, часто, как правило, даже не знали друг друга. Валерия знала многое, и многие нити Краковского подполья находились у нее в руках. Это были надежные руки.
…В ту первую нашу встречу Валерия на словах передала предложение товарища Михала: он и его друзья с радостью будут помогать нашей группе, как они это делали для Ольги.
Договорились о явках в городе.
Я сказал, что хорошо бы иметь особый пароль, условный код для непосредственной связи между Голосом и руководством Краковского подполья. Не исключены провокации. Вот почему так важно точно знать, какие именно сообщения, предназначенные для нас, пройдут через руки товарища Михала. Валерия обрадовалась:
— Отлично, пан капитан. Мой муж, — смущенно поправилась, — извините, товарищ Михал — за строжайшую конспирацию. Что вы предлагаете?
Стали перебирать варианты паролей. И тут я вспомнил последнюю ночь в Монтелюпихе, свою камеру, надписи на стене.
— «Dum spiro — spero…» — вот наш пароль. Нет, просто: «Dum spiro…» или только первые буквы — «D. S.» По этому знаку в донесениях и будем узнавать руку товарища Михала.
— Dum spiro — spero… — тихо повторила Валерия, — пока дышу — надеюсь.
— А по-нашему: пока живу — борюсь!
— Думаю, и товарищу Михалу понравится, — согласилась Валерия.
«D. S.» — десятки донесений шли из Кракова под этим кодом. Информации польских патриотов приобретали в те дни особенное значение. Готовилось новое наступление советских войск. Не за горами — освобождение Кракова. Центр интересовался подпольщиками, просил сообщить дополнительные данные о них.
Несмотря на массовые облавы, лагеря смерти, казни, антисоветскую пропаганду и злобный вой местных националистов, настоящие польские патриоты оставались надежными друзьями нашей страны. Нам, разведчикам группы «Голос», помогали десятки поляков — краковских подпольщиков, о которых мы тогда только догадывались.
— Взять нашу Рыбну, — медленно, с достоинством говорил Малик. — Я и мои товарищи стали тут первыми коммунистами в 1933 году, когда к власти в Германии пришел Гитлер. Игнац Текели, Антон Фелюсь, Игнац Тарговский, Франтишек… За каждого ручаюсь головой. Каждый из них готов выполнить любое ваше задание.
Сколько раз мы имели возможность в этом убедиться!
«Бабця Сендерова» — мать солдата польской дивизии имени Тадеуша Костюшко, не колеблясь ни минуты, приютила в своем доме Ольгу с рацией. Отсюда и пошли в эфир первые радиограммы Комара.
Центр интересовался военными объектами в самом Кракове. Как туда проникнуть? Вермахт на свои объекты поляков не допускал. Польская патриотка Клара Солтыкова сумела устроиться уборщицей в помещении военного штаба. Она собирала для нас отработанную копировальную бумагу. Надо было ее незаметно спрятать, вынести, передать связной. Одно неосторожное движение, одна-единственная оплошность — и конец. Клара Солтыкова знала, на что идет.
СНОВА ВМЕСТЕ
Ольга передала это донесение в Центр 1 сентября, когда мы почти потеряли надежду на приход Грозы. Про себя решили: развернем работу без него. А он явился шесть дней спустя. Сияющий, с ухмылкой во все лицо. Выложил кучу подлинных документов: удостоверение рабочего военного завода «Остхютте», настоящий немецкий пропуск — аусвайс, продовольственные карточки.
— Докладывай.
Алексей тряхнул черными кудрями:
— Есть докладывать!
Его парашют тоже отнесло в сторону. Так что пришлось не приземлиться, а приводниться. Прямо в пруд. Выбрался на берег, закопал парашют. Вытащил из рюкзака запасной костюм. Стал сигналить, как было условлено. Ни ответа, ни привета. С первыми лучами солнца зашагал прямо по шоссе в город. По карте определил: приземлился недалеко от Домброва-Гурнича, в ста двадцати восьми километрах от Кракова.
В Верхней Силезии город почти примыкает к городу. Между ними ходят трамваи.
— Я подумал, — рассказывал Гроза, — в трамвае безопасней. Добраться до Сосновца, раствориться в городской толпе оказалось делом несложным. Сошел на базарной площади. Заметил ресторан. На стене метровыми буквами надпись: «Hyp фюр дойче» (только для немцев). Зашел, подкрепился, рассчитался рейхсмарками, побродил по городу. За сквериком, на Модровштрассе, бросились в глаза знакомые с детства буквы. Вывеска: «Украинский допомоговый комитет». Ну, ясно, кому этот комитет помогает. А разве я не нуждаюсь в помощи? Не вошел, ворвался в комнату, на двери которой висела табличка: «комендант». За столом тип в вышитой рубашке. Я к нему:
— Сидите тут, тыловые крысы, как у Христа за пазухой! А мы, пострадавшие от Советов, хоть пропадай?!
— Заспокойтесь, добродию, — растерялся от такого бурного натиска комендант, приложив руку к сердцу. — Розказуйте, що до чого?
Я и выдал свою легенду: дескать, родом из-под Волочиска, работал во Львове, по убеждениям — националист. Бежал от Советов, и вот, пожалуйста, — без денег, без работы.
— Видно одразу, що хороший чоловик, — приосанился комендант. — Допоможемо.
Дал мне денег — компенсацию за убытки, понесенные при «поспешном бегстве», продовольственные карточки и сказал:
— Пидеш, хлопче, в «Остхютте» — на завод. По нашей рекомендации. Потом подберем что-то получше, котелок у тебя, вижу, варит.
— Стараюсь, пан комендант!
— С богом.
По рекомендации комитета Алексея в тот же день зачислили на работу. Поставили в цех нарезать трубки взрывателей для снарядов. За три недели наладил контакт с польскими патриотами. Один из них
