говорили.
Мистер Хэвишем сидел в покойном кресле по одну сторону открытого окна, Седрик по другую в таком же большом кресле, и глядели друг на друга, Седрик прислонился к мягкой спинке, скрестил ноги, руки заложил в карманы — совершенно так, как это делал мистер Гоббс, Мальчик молча внимательно смотрел на Хэвишема, а тот все думал, что бы ему такое сказать; но Седрик скоро вывел его из затруднения и заговорил первый:
— Знаете, — сказал он, — я вовсе не понимаю, что это такое за слово — граф?
— Неужели? — сказал мистер Хэвишем.
— Да, и я думаю, что так как я буду графом, то мне следовало бы знать, по крайней мере, что это такое…
— Конечно!
— Не будете ли вы так добры объяснить мне это слово? — почтительно попросил Седрик. — Кто назначает графов?
— Король или королева, — ответил мистер Хэвишем. — Обыкновенно этот титул дается человеку за какую-нибудь великую заслугу.
— О! — воскликнул Седрик, — это как у нас выбор президента.
— На самом деле? — спросил мистер Хэвишем. — Разве за заслуги выбирают президента в Америке?
— Как же, — живо ответил Седрик, — когда человек очень добр и очень учен, его выбирают в президенты. Устраивают факельное шествие, говорят речи. Я считал, что могу когда-нибудь стать президентом, но никогда не думал, что буду графом. Я ничего про это не знал, а то, может быть, я и захотел бы быть графом, — прибавил он, желая чем-нибудь угодить мистеру Хэвишему.
— Граф и президент совершенно разные вещи, — заметил поверенный.
— Какая же разница? Разве для графов не устраивают факельные шествия?
Мистер Хэвишем скрестил ноги, соединил кончики пальцев на руках. Он решил, что пора бы объяснить мальчику его настоящее положение.
— Граф — очень важное лицо, — начал он.
— И президент тоже, — вставил Седди, — процессия с факелами тянется миль на пять, музыка играет, пускают ракеты. Мистер Гоббс водил меня посмотреть.
— Граф, — снова неуверенно начал Хэвишем, — должен быть потомком древнего рода.
— Это что такое? — спросил Седрик.
— Древний род значит — старинная фамилия, очень ста ринная.
— A-а! Вероятно, как та торговка, что продает яблоки в парке. Я думаю, она очень древнего рода. Она такая старая, что удивляешься, как она на ногах держится. Ей лет сто, все-таки она всегда в парке, даже когда дождик идет. Мне ее очень жаль; мальчики тоже ее жалеют. Однажды у Билл! Вильямса был доллар, и я уговорил его всякий день покупать яблоки у старухи, но ему это скоро надоело. К счастью, один джентльмен дал мне пятьдесят центов, и я на них купил у нее яблок. Так жаль бедную старушку, такую бедную и такого древнего рода!
Мистер Хэвишем положительно растерялся, глядя на серьезное личико мальчика.
— Вы меня не совсем верно поняли, — сказал он. — Когда я сказал «древний род», я не имел в виду глубокую старость. Древний род означает семейство, давно известное, возможно даже, несколько сот лет известное в истории всей страны.
— Как Джордж Вашингтон{3}, например, — заметил Седрик, — Я про него слышал с тех пор, как родился, и раньше его уже знали. Мистер Гоббс говорит, что его никогда не забудут, Это, знаете, из-за Декларации независимости Америки и Четвертого июля {4}. Видите, какой он был храбрый человек!
— Первый граф Доринкорт, — произнес торжественно мистер Хэвишем, — получил свой титул четыреста лет тому назад.
— Как давно! — воскликнул Седди. — Вы сказали об этом моей дорогой? Это ее очень заинтересует, она любит рассказы о необычных вещах. Что же еще скажете вы о графах?
— Многие из них помогали королям править Англией, некоторые были очень храбрыми воинами и участвовали в сражениях в былые дни.
— Я бы тоже хотел быть военным, — сказал Седрик. — Мой папа был военным, он был очень храбрый, как Джордж Вашингтон. Наверное, потому, что он стал бы графом, если б не умер? Я рад, что графы храбрые люди — большое преимущество быть храбрым. Я прежде очень боялся темной комнаты, но когда думал о храбрости солдат во время революции за независимость Америки и Джордже Вашингтоне, то совсем вылечивался от трусости.
— Графы имеют другое преимущество, — тихо сказал мистер Хэвишем и пристально посмотрел на мальчика, — некоторые из них очень богаты.
Поверенный хотел знать, имеет ли его юный друг понятие о силе денег.
— Приятно иметь много денег, — наивно сказал Седрик, — я хотел бы быть богатым.
— Неужели? Но для чего?
— Да для того, что с деньгами можно сделать много добра. Во-первых, возьмем хоть старую торговку: если б я был богат, я бы купил ей палатку, чтобы ставить туда лоток с яблоками, маленькую печку и давал бы ей по доллару каждое утро, когда идет дождь, чтобы она могла остаться дома. Я бы купил еще большой теплый платок, чтобы согреть ее старые кости! Ее кости не такие, как у нас, они болят при каждом движении, и это очень неприятно, Если бы я мог все это купить, я уверен, что кости у нее перестали бы болеть.
— Хм! — промычал мистер Хэвишем. — А что еще сделали бы вы, если б были богаты?
— О, много чего! Конечно, я купил бы для моей дорогой много отличных вещей: рабочий ящик, веер, золотой наперсток, кольца, энциклопедию и карету, чтобы она не ждала на улице омнибуса. Если бы она любила розовый цвет, я бы купил ей розовое шелковое платье, но она любит только черное. Я бы ее повел в большие магазины и дал выбрать все, что бы она там захотела. А потом Дик…
— Кто такой Дик?
— Дик чистит сапоги на улице, — отвечал маленький лорд, с волнением рассказывая: о своих планах. — Он лучше всех умеет чистить сапоги. Он стоит на углу улицы, там, внизу. Я его давным-давно знаю. Раз мама купила мне огромный мячик, я его подбросил, и он упал посреди улицы между каретами: я был в отчаянии, начал плакать — я тогда был еще очень маленький, А Дик чистил чьи-то сапоги, как крикнет: «Эй!» — и бросился: под ноги лошадям, достал мой мячик, вытер его своим фартуком и принес мне. Дорогая была очень довольна, и я тоже. С тех пор, когда мы ходим гулять в ту сторону, мы всегда подходим к Дику, разговариваем с ним, и он рассказывает про свое ремесло: дела плохо идут с некоторых пор.
— Что же вы хотели бы для него сделать? — спросил поверенный, улыбаясь.
— Что? — отвечал лорд Фаунтлерой, принимая озабоченный вид, — Я бы выкупил его долю у Джека.
— А кто такой Джек?
— Его компаньон. Он очень плохой. Дик говорит, что хуже не может быть: он обманывает и приводит Дика в отчаяние. И вы пришли бы в отчаяние, если бы вы честно чистили сапоги, а ваш компаньон был бы обманщик. Все любят Дика, а Джека терпеть не могут. Если бы я был богатый, я бы дал Дику денег, чтобы он мог откупиться от Джека, достал бы ему свидетельство — он говорит, что это хорошая вещь, — и купил бы ему новую одежду и новые щетки, и устроил бы его хорошенько. Он сказал, что все, что он хочет, — это открыть свое собственное дело.
С трогательным простодушием рассказывал маленький лорд про своего приятеля Дика, не сомневаясь, что старый поверенный искренне занят его рассказами. И точно, мистер Хэвишем начинал сильно интересоваться, только не старой торговкой и не Диком, а кудрявым мальчиком, который забывал о себе и был занят только своими друзьями.
— Чего бы вы, — спросил поверенный, — желали для себя?
