В Калининграде я поселилась в центре, в красно-кирпичной гостинице, вокруг которой ночами кипели нешуточные страсти (этот отель в г. Кенигсберге был, как мне сказали, во время войны офицерским борделем). Крики, топот, мат. Женский визг и хохот. Переговоры. Оплеухи с последующим истерическим дамским плачем. Музыка из кабака, когда кто-то открывал двери.
Рыболовные и военные суда, судя по всему, стояли на местном рейде. Калининград — это портовый город!
Дальше приходилось искать пути, чтобы проникнуть на Куршскую косу. Там, в городе Ниде (русские называли его в шутку город Гнида, хотя это было очаровательное, сказочное место по тем временам, пряничные дома, иностранный курорт) — так вот, в г. Ниде стояла бывшая дача моего божества, Томаса Манна. В ней, по слухам, располагалась теперь библиотека и музей. Там я рассчитывала закончить пьесу «Сырая нога», которую писала каждый день по пути.
Но в Ниду требовался пропуск, это уже была пограничная зона.
Что делает журналист, оказавшийся в чужом городе? Он идет в местную газету выяснять пути.
В газете пропуск мне не дали, вместо этого сказали, что один местный завод манометров жалуется в письменном виде за подписью рабочих, что у них горсовет отобрал спортивный зал, просто взломали здание их спортивной базы и теперь строят там какую-то статую к тридцатилетию освобождения Калининграда от фашистских захватчиков (т. е. это было освобождение города Кенигсберга от немецких оккупантов, что само по себе звучит интересно).
И вот, сказали мне, указывая на письмо, как раз у завода манометров есть на Куршской косе база отдыха, они и дадут туда пропуск, если им помочь.
На заводе меня направили в профком. Председатель, озабоченный мужик, тут же написал мне адрес взломанного спортзала. Я туда пошла.
Действительно, двухэтажный кирпичный дом, бывший то ли детсад, то ли газовая подстанция, зиял огромной прорехой в боку, от окна до окна. Дыра была временно забита досками.
Я нашла дверь.
Внутри располагался спортзал высотой в два этажа с балконом в торце.
Рабочие завода, как сказали мне в профкоме, перестроили здание методом народной стройки, сами в свободное время. Что и было, понятное дело, основанием для всеобщей злости работяг — как же так, мы строили, а они взломали и ворвались!
А испокон веку власти если чего боятся — так это взрывов справедливого гнева рабочего класса. Крестьян не боялись с тридцатых годов, с раскулачивания. Ими управляли свирепо. А вот пролетариат, тогда еще окончательно не спившийся, представлял собой непроверенную силу.
А ворвались городские власти в спортзал потому, что нашли к тридцатилетию образования города Калининграда дешевую статую и дешевую бригаду скульпторов, однако у этой бригады был свободен, видимо, только один месяц. Авральное обстоятельство. Ждать было некогда.
Все это мне объяснили потом рабочие завода.
Горисполком поискал и нашел подходящий объект. Спортзал летом кому нужен? Физкультурники и на воздухе могут побегать. И спрашивать не надо. Ночью к объекту пришел стенобойный механизм с железным ядром и взломал стену, и все. Дальше поработал экскаватор.
Тут же московская бригада халтурщиков приехала, им завезли глину, доски для лесов и т. д.
Я поднялась по лестнице и оказалась на балконе над залом. Статуя уже была готова до затылка. Вокруг нее стояли леса. Скульпторы заканчивали темечко, сидя как обезьяны на верхушке пальмы.
Один рабочий сказал, намекая на скульптора:
— Это он свою жену изобразил. Вон он. Егунов его фамилия.
Рабочие невесело засмеялись.
Скульптор, маленький, полненький, степенно ходил у подножия своего произведения. Над ним матерински возвышалась пятиметровая глиняная фигура толстой женщины с огромной талией и длинным подолом, под мышкой у нее находилось что-то вроде ушата дном наружу.
— Это у него была статуя для фонтана, для выставки достижений в Москве, — сказал мой гид. — У нее был рог изобилия, и из него должна была литься вода! Но его фигуру там не приняли. А наш (работяга показал пальцем вниз, на высокого мужчину в серо-голубом блестящем костюме) задешево купил!
Имелся в виду председатель горисполкома.
— Только рог изобилия попросили заменить на бочку с селедкой. Какое у нас может быть изобилие! — вмешался второй рабочий.
— Да, но селедки у вас нету, — поддержала я разговор. — Я как раз хотела купить, не нашла. Думала, город рыбаков.
(В городе не было совершенно никакой еды в магазинах. На полках стояли только маринованные кабачки и консервы «Завтрак туриста», в которых содержалась перловая каша с нехорошим запахом, имитирующим аромат мяса.)
Работяги засмеялись:
— Бочку тоже решили не делать, у нее под мышкой будет одно днище с надписью.
Я спустилась вниз и подошла к статуе.
— Здравствуйте, я журналист из Москвы! — приветливо сказала я.
Скульптор как бы недовольно поморщился:
— О! Уже пронюхали. От журналисты! Ну мы же еще не закончили… Рано поднимать волну. Забегали, понимаешь.
Он был приятно взволнован.
— А можно задать вам вопрос. Вот сколько стоит такая скульптура? И во сколько обойдется ремонт взломанного спортзала?
Оба мои собеседника одновременно повернулись и быстро пошли вон.
— Постойте, куда же вы?
Они буквально улепетывали, я выскочила за ними, но они сели в «волгу» и уехали.
Рабочие хохотали наверху.
Я поднялась к ним:
— А что на заводе вашем делают?
— Брак, — ответил один.
— Манометры и промышленные термометры, — ответил другой.
— Заводской брак семьдесят процентов, остальные тридцать процентов доходят по дороге, — засмеялся первый.
— А как же вы… Живете?
— Не хуже других. Дом скоро будем строить. Тоже сами, как этот спортзал, методом народной стройки.
— Только участка нам не выделяют.
Потом я узнала, что предприятиям давали разрушенные еще в годы войны дома, их еще можно было восстановить, немцы строили на века.
Вооруженная материалом для фельетона, я вернулась в профком и сказала, что статью напишу. Мне тут же выписали бумажку, бесплатную путевку на базу отдыха. Сказали, что питание ваше, а посуду, плиту, комнату, койку и белье дадут.
Для солидности я попросила председателя профкома найти мне телефон обкома партии. Он порылся в справочнике и дал мне благоговейно и телефон, и имя секретаря обкома. Он, кажется, поверил в серьезность моих намерений.
Я тут же позвонила, чтобы подтвердить свой статус, но там, видимо, все уже ушли.
Сразу же я, выйдя в город, купила два кило картошки и черного хлеба. На вокзале я приобрела билет на электричку, предъявив кассирше пропуск в погранзону, все честь по чести, и вечером уже заселилась в свою комнату на базе отдыха, в двухэтажном деревянном бараке с общим коридором. Сортир был во дворе. На первом этаже располагалась кухня с газовыми плитами и посудой.
Базу завод манометров имел на берегу прекрасного озера. Море было на расстоянии десяти минут хода. На территории находились: озеро, старый барак для рабочих, сортир над озером, умывальня с кранами
