наступления капитала». Председатель Исполкома Коминтерна Г.Е. Зиновьев планировал посредством таких комитетов «революционизировать» рабочий класс и «обезвредить реформизм в Европе» — заменить «реакционное» руководство профсоюзов на что-нибудь «прогрессивное», научить рабочих на Западе «драться со своей буржуазией по-русски». Надо сказать, что Англия, превратившаяся из мирового кредитора в должника, довольно долго оправлялась от последствий мировой войны, а пролетарии всех стран в те годы испытывали большую симпатию к «первому государству рабочих и крестьян».
1 мая 1926 года в ответ на решение Ассоциации шахтовладельцев снизить заработную плату и установить восьмичасовой рабочий день вместо семичасового либо объявить полный локаут около миллиона английских горняков решились на забастовку. С 4 мая по призыву Генерального Совета тред- юнионов к ней присоединились железнодорожники, водники, печатники, металлурги, строители, машиностроители, представители других профессий. Стачка стала всеобщей и вместе с горняками охватила около 6 миллионов человек. Буквально на следующий день в Москве озаботились тяжелым положением английского пролетариата, и ВЦСПС начал перевод Генеральному совету денег, «собранных рабочими СССР». Эти средства по замыслу «кремлевских мечтателей» должны были пойти на ведение пропаганды, закупку винтовок и создания отрядов Красной гвардии. Английская компартия, получавшая советское золото нелегально и по отдельной ведомости, призвала трудящихся вооружаться и переводить борьбу в политическую плоскость. В ответ на ноту британского правительства, выразившего протест против финансирования забастовки Кремлем, Народный комиссариат иностранных дел ответил, что советское правительство не может лишить своих граждан права переводить за границу денежные суммы для оказания поддержки профессиональным союзам других стран (граждане СССР только и знали из выступлений председателя ЦИК М.И. Калинина, что восьмичасовой рабочий день — величайшее достижение Советской власти, «в то время как повсюду в Европе, не исключая и Англию», эксплуататоры заставляют работяг вкалывать по десять часов).
Англия очутилась на пороге пролетарской революции, в подготовке которой «реакционные круги» прямо обвиняли СССР и британских профсоюзных лидеров. 10 мая Уинстон Черчилль и его сторонники в кабинете министров потребовали принятия самых крутых мер: ареста Генсовета и местных стачечных комитетов, мобилизации армейских резервов и проведения через парламент закона, дающего правительству право конфискации денежных фондов тред-юнионов. Испугавшись ответственности и размаха движения, Генеральный совет, изначально не планировавший вооруженного восстания с захватом мостов и телеграфов, штурмом Вестминстерского дворца и последующей гражданской войной — все это англичане «проходили» еще в XVII веке, — категорически отказался принять советские деньги и всякую иную помощь Советского Союза и пошел на соглашение с правительством консерваторов. Как отметил по этому поводу И.В. Сталин, «руководители рабочего класса оказались не на высоте задач рабочего класса». 12 мая было объявлено о прекращении всеобщей забастовки. Упертые шахтеры продержались еще почти семь месяцев и, хотя специально созданный фонд ВЦСПС переправил «английским товарищам» 11,5 миллиона рублей, в конце концов вынуждены были принять условия работодателей.
На другом краю Евразийского континента лидер Гоминьдана генерал Чан Кайши в мае 1926 года, выступая на III съезде объединенных профсоюзов в Гуанчжоу, провозгласил милый сердцу большевиков лозунг «Да здравствует мировая революция!» и двинул Национально-революционную армию Китая в Северный поход против «проанглийских милитаристских клик». Советское руководство обеспечивало эту кампанию поставками оружия, самолетов, военных специалистов, В.К. Блюхера и безоговорочной поддержкой китайских коммунистов. 10 октября гоминьдановские войска заняли один из крупнейших экономических центров страны Ухань, а 22–23 марта 1927 года — Шанхай и Нанкин, победы над «контрреволюцией» сопровождались ликвидацией британских концессий и погромом иностранных представительств. В Москве наиболее горячие головы предлагали незамедлительно устанавливать в освобожденных районах Советскую власть и начать раздачу земли крестьянам. Однако уже в апреле Чан Кайши, возглавивший Национальное правительство Китайской республики, объявил о разрыве с КПК и под флагом «кампании за наведение порядка и чистоты в собственном доме» начал массовый отстрел коммунистов; коминтерновские советчики спешно эвакуировались на родину. С точки зрения марксистов, китайская революция 1925–1927 гг. потерпела поражение. А Лондон укрепился во мнении, что Москва слишком много себе позволяет.
Вышеизложенные события значительно ухудшили отношения Советского Союза с рядом европейских стран, особенно с Англией, где «враждебные СССР силы развязали антисоветскую кампанию». 23 февраля 1927 года министр иностранных дел Великобритании Остин Чемберлен направил Советскому правительству ноту с требованием прекратить «антианглийскую пропаганду» и военную поддержку Гоминьдана:
«Правительство Его Величества считает необходимым самым серьезным образом предостеречь СССР, что есть границы терпения английского общественного мнения, которые опасно переходить, и продолжение таких актов, как те, на которые мы приносим жалобу в этой ноте, должно рано или поздно сделать неизбежным аннулирование торгового соглашения, положения которого были так бесцеремонно нарушены, и даже повести к разрыву обычных дипломатических отношений».
Ответ Москвы от 26 февраля «был проникнут спокойствием, выдержкой и чувством достоинства». В нем указывалось: «Угрозы в отношении Союза ССР не могут запугать кого бы то ни было в Советском Союзе». 12 мая лондонская полиция ворвалась в здание, в котором размещались торгпредство СССР и англо-советское акционерное общество АРКОС и в ходе четырехдневного обыска очистила все сейфы и шкафы. Захваченные и опубликованные в «Белой книге» документы, по мнению Министерства внутренних дел, свидетельствовали о том, что советским представительством «направлялись и осуществлялись как военный шпионаж, так и разрушительная деятельность на всей территории Британской империи».
26 мая после бурных дебатов Палата общин приняла решение о разрыве дипломатических и торговых отношений с СССР. Одновременно Британский конгресс тред-юнионов прекратил деятельность Англо- Русского комитета единства.
Так начиналась «военная тревога» 1927 года.
Из репродукторов бодро звучало: «Ведь от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней», а несознательное население лихорадочно скупало соль, муку, керосин и спички. Информационный отдел ОГПУ в сводке от 15 февраля 1927 года сообщал:
«
Комментируя речь Н.И. Бухарина, заявившего: «У нас нет гарантий, что на нас не нападут», британский дипломат отмечал:
«С каждым днем становится все очевиднее, что существующая ныне паника, которая слышится в каждом публичном выступлении и читается в каждой статье партийных лидеров, не «поддельная»… а на самом деле отражает чувства и эмоции Коммунистической партии и Советского правительства, и эта нервозность успешно передается всему народу».
Впервые большевики серьезно задумались не о раздувании «мирового пожара», а о собственной обороноспособности в период «частичной стабилизации капитализма».
По подсчетам Штаба РККА, в случае мобилизации ближайшие соседи на западной границе могли выставить 113 стрелковых дивизий и 77 кавалерийских полков общей численностью более 2,5 миллиона человек; они располагали 5746 полевыми орудиями, 1157 боевыми самолетами, 483 танками. Это только первый эшелон, за которым должны подтянуться французские, британские, не исключено, итальянские «легионы». Красная Армия в случае войны могла развернуть 92 стрелковые дивизии и 74 кавалерийских полка общей численностью 1,2 миллиона человек, 5640 полевых орудий, 698 боевых самолетов, 60 танков, 99 бронеавтомобилей и 42 бронепоезда.
Начальник Штаба М.Н. Тухачевский в своем докладе в Политбюро ЦК ВКП(б) 26 декабря 1926 года сообщал: «Ни Красная Армия, ни страна к войне не готовы… Наших скудных материальных боевых мобилизационных запасов едва хватит на первый период войны. В дальнейшем наше положение будет
