аналогичную баллистику и в боевом положении весила 1560 кг.
Полууниверсал 32-К — от КБ завода им. Калинина под руководством В.Н. Сидоренко — имел ствол со свободной трубой, казенник с удлиненной каморой, щелевой дульный тормоз, клиновой затвор с полуавтоматикой от зенитки обр. 1931 г., начальную скорость 740 м/с, расчетную дальность 14 600 м и весил 1572 кг. При стрельбе с поддона орудие разворачивалось по кругу хоботом, опирающимся на гусеничный механизм.
В ГКБ-38, которое возглавлял С.Е. Рыковский, спроектировали универсальную пушку А-52 и полууниверсальную А-51. После ликвидации конструкторского бюро первую поручили доводить заводу № 8, вторую — заводу № 92. В обеих системах ствол длиной 50 калибров состоял из свободной трубы, кожуха, навинтного казенника с затвором и полуавтоматикой зенитной пушки обр. 1931 г. Имелся обязательный поддон, однобрусный лафет, гусеничный поворотный механизм. Начальная скорость 710 м/с, дальность 14 300 м. Пушка А-51 (заводской индекс Ф-20) в боевом положении весила 1868 кг.
Наконец КБ завода № 92 под руководством молодого амбициозного конструктора В.Г. Грабина, занимаясь изготовлением опытного образца А-51, по собственной инициативе, заручившись поддержкой Орджоникидзе и Павлуновского, разработало полууниверсальную пушку Ф-22.
В мемуарах Василий Гаврилович красочно и со знанием дела описывает муки творчества при создании своей первой артиллерийской системы:
«Прежде чем приступить непосредственно к делу, конструктор должен решить вопросы внутренней баллистики: по заданной скорости снаряда и максимальному давлению пороховых газов рассчитать объем каморы, марку и навеску пороха, весь путь снаряда в канале. Все это вопросы узкоспециальные. Баллистические задачи решаются математическим путем. Чтобы найти оптимальное решение, нужно просчитать варианты с различными исходными данными. При этом конструктор должен хорошо понимать саму сущность баллистической задачи и зависимость от нее всех элементов ствола и пушки в целом. Только после тщательного и всестороннего исследования можно выбрать оптимальное баллистическое решение. Эта работа требует от конструктора способности к анализу, усидчивости и даже кропотливости, умения обязательно доводить начатое дело до конца. Вот почему ствол был поручен именно Петру Федоровичу Муравьеву.
Первый вариант решения хотя и появился довольно скоро, но не удовлетворял нашим требованиям. Муравьев продолжал поиск, но ничего утешительного пока не было. Между тем на его столе лежал график, в котором было расписано все по числам — когда выдать чертежи на изготовление заготовок трубы, кожуха и других деталей, к какому сроку должен быть готов чертеж каморы, чтобы на заводе-смежнике могли начать делать гильзы, когда, наконец, он обязан закончить конструирование ствола в целом для деталировки и запуска в производство…
Петр Федорович стал уходить с работы далеко за полночь. У него накапливались разные варианты решений, но ни один из них не годился, и Муравьев все считал и считал. Наконец он совсем перестал уходить с завода. Вздремнет немного в КБ — и опять за работу…
Вскоре Петр Федорович показал мне расчеты. Рассмотрев их, я пригласил других конструкторов — участников работы над проектом. Кривые давления пороховых газов и скорости движения снаряда по каналу ствола были хороши. Со всем можно было согласиться, но сгорание пороха заканчивалось слишком близко к дульному срезу. Для заряда нормальной температуры это было неплохо, а для охлажденного в зимних условиях не годилось: порох не успеет сгореть в канале ствола. Это приведет к уменьшению начальной скорости снаряда и снизит кучность боя. Но такое устранить было уже нетрудно.
Назавтра, снова приветливый и пошучивающий, хотя одной ночи для отдыха после длительной и напряженной работы было явно мало, Муравьев доложил совещанию окончательные результаты решения баллистической задачи. Они нас устраивали, и мы их утвердили. Все были довольны тем, что теперь можно наконец приступить к проектированию пушки в целом, хотя и со стволом не все еще было покончено, оставались расчеты на прочность и конструктивно-технологическое формирование. Эти задачи, однако, проще первой.
Теоретические расчеты ствола на прочность отработаны хорошо, ведь стволы начали делать еще при Иване Грозном и непрерывно совершенствовали, прежде стволы были и однослойные, и многослойные — скрепленные, а мы решили создать такой, чтобы можно было вынуть трубу из кожуха и тут же заменить другой, — ствол со свободной трубой. Процесс замены трубы в такой конструкции несколько напоминает раскрывание складной (телескопической) антенны телевизора или ножки штатива фотоаппарата, в которых внутренние трубки свободно выдвигаются из наружных. Это обеспечивается зазорами между их поверхностями. Но величина зазора между кожухом и трубой ствола не произвольна. Этот зазор должен исчезать при выстреле, когда труба под действием пороховых газов расширяется и передает часть нагрузки на кожух. Обе детали работают в области упругих деформаций, образуя при выстреле единую высокопрочную систему. Необычная конструкция ствола была вызвана требованием Артиллерийского управления увеличить живучесть дивизионной пушки: чтобы труба могла выдержать не менее 10 тысяч выстрелов, не выходя за пределы допускаемого рассеивания снарядов…
Мы в КБ считали требования Артиллерийского управления чересчур завышенными, но были вынуждены считаться с ними. Муравьев разработал конструкцию ствола со свободной трубой, хотя и сложную в изготовлении, зато надежную в эксплуатации».
Если коротко, то ствол грабинцы взяли целиком от А-51; он здесь же, на Горьковском заводе № 92, и производился. От поддона отказались, качающуюся часть установили на лафет с двумя развигающимися станинами, обеспечивавший угол горизонтального наведения 60, а угол возвышения 75 градусов. Опытный экземпляр Ф-22 имел дульный тормоз, поглощавший 30 % отдачи, такую же баллистику, как пушки Сидоренко и Рыковского, и боевой вес 1474 кг.
На высочайшем показе, устроенном для руководства страны 14 июня 1935 года, В.Г. Грабин и его творение приглянулись И.В. Сталину. Что в конечном счете и решило дело: завод № 92 получил срочный правительственный заказ на изготовление опытно-валовой партии Ф-22. Правда, при этом военные потребовали убрать дульный тормоз, демаскирующий позицию во время стрельбы, и вернуться к каморе под гильзу обр. 1900 г. В результате вес системы в боевом положении составил почти 1700 кг, в походном — 2900 кг, максимальная дальность — 13 620 м, скорострельность — 15 выстр./мин, бронепробиваемость при угле встречи 60 градусов — 52 мм на дистанции 1000 м.
В марте 1936 года четыре пушки поступили на войсковые испытания, выявившие большое количество конструктивных недостатков — неповоротливость на походе, сильную вибрацию при стрельбе, слабое сцепление люльки с боевой осью, перегрев жидкости в компрессоре, невозможность ведения огня одним номером расчета, неработоспособность автоматики на «зенитных» углах возвышения. Общий вывод: «Пушка универсальная, но ни одному назначению не удовлетворяет». Кто бы мог подумать!
Но, как подтверждает Грабин, «судьба каждой пушки решалась в Кремле». 11 мая в Кремле, несмотря на возражения представителей Артиллерийского управления, решили 76-мм дивизионную пушку обр. 1936 г. принять на вооружение и запустить в серию на Горьковском и Кировском заводах, до конца года произвести 500 орудий. Директора завода № 92 и конструктора за создание Ф-22 наградить орденом Ленина и премировать личными автомашинами.
После чего Грабин, собственно, и начал из своего «полуфабриката» создавать пушку, ибо те сложные в устройстве и изготовлении образцы, которые были кустарно собраны лучшими мастерами опытного цеха и радовали глаз Вождя на Софринском полигоне, помимо множества конструктивных недостатков, совершенно не годились для валового производства:
«Большинство наших конструкторов, которые проектировали Ф-22, в прошлом не были приучены думать о том, каково будет изготовлять в металле созданное ими на ватмане. Серьезную критику вызвала низкая технологичность почти всех элементов пушки. Вот когда наглядно проявился наш малый опыт в проектно-конструкторских работах, наша технологическая слабость, преобладание кустарщины и недостаток зрелой инженерной мысли!..
Металл перемалывали, а пушек все не было; непомерно огромные заготовки — «слоны» — перегонялись на станках в стружку, а вымученные, в конце концов, с превеликим трудом детали получали клеймо контролера «брак» и вместе со стружкой отправлялись на шихтовый двор для переплавки в мартене. Правда, некоторые детали допускались на сборку, но собранные пушки, как правило, не выдерживали контрольных испытаний и возвращались в сборочный цех на доработку».
