Равновесие между сердцем и умом было, по-моему, нарушено в XX веке. Не случайно это время совпало с расцветом жанра фантастики в литературе. Казалось, естественные науки и техника всесильны, они могут все.
Создать не только мыслящие машины, но и разумную, тонко чувствующую, интеллектуально духовную жизнь.
В сущности, умные люди во все века иронично относились к возможности науки «осчастливить человека». Начиная с Сократа, который полемически заостренно смеялся над математиками и астрономами, думающими о загадке неба, не решив загадку человеческой души, человеческих отношений, и кончая Львом Николаевичем Толстым, который не понимал, как может человек отдавать все силы ума, скажем, астрономии, тогда как на Земле нет счастья, — не рано ли думать о звездах?
Разумеется, гений может себе разрешить и излишнюю иронию над вещами более чем серьезными и могущественными. Гений может себе разрешить и неверие в них. Я не смею подобным образом относиться к науке. Но помню печаль-но-ироническую строку из записных книжек замечательного советского писателя Ильи Ильфа: «Вот радио есть, а счастья нет». Сегодня мы можем добавить: вот и телевидение есть, и космические корабли, и неслыханный комфорт, и быстрота передвижения…
Счастье в человеческом сердце. Именно поэтому равновесие между умом и сердцем — условие формирования гармонической личности. Почти двадцать лет назад когда торжествовало излишнее поклонение разуму, я написал повесть «Ахилл и черепаха». Ахилл — это ум, черепаха — это сердце. В известном парадоксе Зенона Ахилл не в состоянии догнать черепаху. Но в действительности, тоже весьма парадоксальной, но все же более конкретной, чем отвлеченные формулы и парадоксы, Ахилл оставил за собой черепаху в некой безбрежной дали, и мне хотелось, чтобы он умерил бег, чтобы милая, добрая, старая черепаха все же поспевала, поспешала за ним.
Многое изменилось во внутреннем мире человека. В сегодняшнем советском обществе духовные и нравственные ценности играют, как никогда, главенствующую роль. Мы все больше осознаем себя наследниками всех нравственных богатств человечества. Напомню Экклезиаста: «Время разбрасывать камни, и время собирать камни». Одно время камни, то бишь нравственные ценности, разбрасывались излишне дерзко. Наступила пора собирать камни.
как Вы понимаете формулу «шок будущего»?
— Заря новой исторической эпохи уже не раз восходила над нашей планетой. Восходит она и сегодня. Но в отличие от людей, живших некогда, в баснословные времена, от тех, кто когда-то был современником новых эпох, мы видим и ощущаем эту новизну с величайшей отчетливостью и остротой. Если раньше, при смене времен, жизнь внука ненамного отличалась от жизни деда, то сейчас лавина перемен обрушивается на человечество столь ошеломительно, что внуки и деды часто не понимают друг друга…
Эту ситуацию исследуют художники, писатели, ученые. Она действительно беспримерна. Меняется лик Земли, рушатся традиции, перестраиваются уклад жизни, человеческие отношения. Элвин Тоффлер с полным основанием утверждает, что мы живем в невиданном, фантастически убыстренном эволюционном ритме. Непрестанно возрастающая зависимость человека от техники, утрата коммуникабельности между людьми, неврозы и стрессы вызвали, по его мнению, новую болезнь, которую он образно назвал «шоком будущего».
«Шок будущего» кажется особо опасным лишь при забвении, что за нами, восьмисотым поколением, семьсот девяносто девять минувших, ибо богатство человечества составляют не только видимые материальные и духовные достижения культуры и цивилизации, но и то, что невидимо: чувства, надежды, духовный поиск, тоска по истине, боль от несправедливости, вера в лучшее будущее тех, кто жил до нас, любил, боролся и порой во имя этого лучшего будущего жертвовал собой.
Никогда еще человек не нес в себе подобной громады эмоционального и духовного наследия, переживаемого норой бессознательно, но тем не менее воздействующего на наш образ мыслей и поведения. В бешеном ритме и суете сегодняшней жизни мы можем забыть о распятых рабах — сподвижниках Спартака, о подвижничестве строителей готических соборов, о любви Абеляра и Элоизы, о героях Великой французской революции и Парижской коммуны, о самоотречении жен декабристов и нравственном величии русских революционеров, — мы можем, повторяю, забыть о них в сутолоке бурной повседневности, но они ни на минуту не забывают о нас, они живут в нас, и это делает «шок будущего» не столь опасным, как некоторым кажется.
Этим я вовсе не собираюсь утверждать, что мир устойчив и стабилен. Я написал книгу «Вечный человек» именно для того, чтобы попытаться объяснить эту нестабильность.
У Маркса есть замечательная мысль о том, что коммунизм невозможен без сохранения богатства достигнутого развития. Эта мысль служит для меня источником вдохновения, когда я пишу книги о духовном мире сегодняшнего советского человека.
В книге «Вечный человек», завершающей трилогию о нравственном мире личности, мне хотелось рассказать о духовной жизни моего соотечественника и современника. В моей жизни было много незабываемых встреч с прекрасными людьми — рабочими-строителями, художниками, военными… Для меня всегда узнавание человека, проникновение в его внутренний мир составляли главную радость журналистского, писательского труда. Я спорил и спорю со сторонниками пессимистической точки зрения, что научно-технический прогресс неминуемо ведет к обеднению жизни человеческого духа. Каждая встреча убеждает: мир человека может и должен быть несравнимо могущественнее мира вещей…
Сегодня в нашем обществе углубление духов-но-нравственной основы человеческого бытия осознается все глубже как необходимое условие дальнейшего совершенствования социальных и человеческих отношений. Духовный потенциал наших людей был неизменно высок и раньше.
Не случайно иностранные гости бывали удивлены, почувствовав, поняв, как любят в нашей стране литературу, искусство, как дорожат в ней всеми явлениями, событиями духовного бытия человека.
Вот небольшая иллюстрация.
…Вернувшись из Советского Союза, где была устроена его выставка, Марк Шагал рассказывал во Франции:
— Нигде в мире не видели мы такой любви к чтению, к искусствам, как в России. Несмотря на то что у всех там телевизоры, все ходят с книжками, читают в скверах, в садах, в метро. Как они слушают музыку, это просто надо увидеть и почувствовать… Всей душой, для них это как бы священнодействие. И в театре то же самое. Такая тяга, такое уважение к культуре, прямо удивительно и трогательно.
Об этих впечатлениях художника с мировым именем я нередко вспоминал в моих поездках…
Утрата
Ряд старых и новых французских впечатлений
1. Брешь
…Когда из поездки возвращаешься домой, в сердце уносишь то, что назвать можно образами- впечатлениями. Это, конечно, не суть вещей, но нечто более устойчивое и объемное, чем беглый и неопределенно пестрый набор разнообразных и нечаянных наблюдений.
…Шесть лет назад я улетал из Парижа с двумя образами-впечатлениями.
В одном из самых почтенных и элитарных университетов не только Франции, но и Европы я говорил о новой в то время университетской реформе, названной но имени министра образования реформой Аби, с известным французским философом (имени его не называю по соображениям гуманно-этическим, которые станут ясны читателю чуть ниже).