— Когда захочу, тогда и приду. Не испугаешь. А если хочешь, могу и сказать.
— А ну скажи!
— И скажу.
— Слабо!
— Дурак. Мы вчера с Митькой гильзу в дупле нашли, винтовочную. Когда по болоту блуждали. Там записка была… Ещё с войны лежала…
Алёша затаил дыхание.
— В гильзе? С войны? — удивлённо вскрикнули разом Юлька и Гошка.
— С войны, — подтвердил Санька, — наш партизан… раненый немцев в болота завёл, чтоб командира спасти. Там и помер, видать. «Умираю, — написал, — за нашу землю». Вот. Больше ничего разобрать нельзя. Стёрлось. Только подпись ясно видна.
— А кто это был? — спросил Алёша, волнуясь. Он уже догадывался, но догадка была смутной, и ему хотелось, чтобы Санька сказал сам.
— Мой дед, — строго сказал Санька. — Материн отец. Теперь эта записка в конторе. Матвеич отнёс. И его имя тоже на памятнике напишут. — Он посмотрел вверх, где на вершине холма стоял памятник, ребята невольно взглянули следом за ним, и добавил, твёрдо глядя в глаза Кима: — Не твоя это пещера, понял?
— А чья же? — упрямо сказал Ким.
— Всехняя! — выкрикнул Митька. — Тоже нашёлся!
Ким вскочил.
— Всехняя!? — зло крикнул он. — А ну пошёл отсюда! И пушку тебе не видать! Гошка, а ну дай ему!
Гошка с готовностью поднялся. Сжал кулаки и шагнул вперёд к неподвижно стоявшему Саньке. На лице Саньки не отразилось ни испуга, ни волнения. Только руки вытащил из карманов. Чувствовалось, что так просто он отсюда не уйдёт. Гошка поднял кулак, посмотрел на Саньку и медленно спрятал кулак за спину. На веснушчатом лице его отразилось смятение.
— Не, — растерянно сказал он, беспомощно глядя на Кима, — не надо, Ким, а? Он же… вчера… медведя… нас, — Гошка окончательно запутался и отступил назад. Первый раз верный Гошка осмелился не выполнить распоряжение генерала. Просто не смог. И сам испугался своей смелости.
— Трус! — презрительно бросил Ким и, рывком отбросив Гошку в сторону, метнулся к Саньке.
В это время перед Кимом выросла Юлька. Она быстро заслонила Саньку и храбро повернулась к Киму. Своим розовым от волнения, веснушчатым, большегубым, открытым для удара лицом.
— Как не стыдно! — крикнула она. — Как только не стыдно! Разве мы какие захватники?! — она резко повернулась к Саньке. — Сань, мы пушку в реке утопили, ненарочно, чесслово. Айда покажу.
— Вот ты как, Рыжая?! — Ким замахнулся и хотел двинуть Юльку, но Санька мгновенно перехватил руку Кима и изо всех сил дёрнул его к себе. Теперь они стояли лицом к лицу. Тяжело дыша. И молчали.
Алёша смятенно смотрел на них. Что же делать? Санька прав, но не может же Алёша открыто стать на его сторону, ведь они друзья с Кимом… И разве не бывает так, что оба правы? И разве он обязательно должен быть на чьей-нибудь стороне? Как же быть?
— Чужеспинник! — наконец презрительно бросил Санька и оттолкнул Кима от себя. Вытер о штаны руку. — Только командовать горазд.
Ким упал. И тут же поднялся. Вскочил, как на пружине.
— А ну, пошёл отсюда, здесь наш берег! — взбешённо закричал он. — Записочки… Плевать я хотел на твои гильзы, хоть тыщи найди, понял?
Все сомнения разом выскочили у Алёши из головы.
— Это… это подло! — задыхаясь, выкрикнул он. — Неужели ты не понимаешь, как это подло?!
Ким поперхнулся, с удивлением взглянул на Алёшу.
— Ха! — издевательски хохотнул он. — Тихоня разошёлся! Может, ещё ударишь? Девчонка в панамочке!
Алёша почувствовал, как какой-то горячий, спирающий дыхание клубок поднимается из груди к горлу. Он судорожно глотнул. Ким раздвоился перед глазами. Большой. Сильный. В два раза сильнее Алёши. А сзади стояли ребята и смотрели на него.
И Алёша неожиданно для себя успокоился. Так, как успокаивается на минуту море перед наступающей бурей. Он шагнул вперёд, неумело, по-девчоночьи замахнулся и так же неумело, но сильно ударил Кима по щеке.
Это было так неожиданно, что все замерли. Даже Ким.
— Вот, — в наступившей тишине громко сказал Алёша. Потом всё так же спокойно повернулся к Киму спиной и пошёл по берегу. Мимо Юльки. Мимо ребят. На душе у него было противно. Ведь он первый раз в жизни ударил человека. И что самое странное — ему не было ни капельки стыдно. Словно так и надо. И словно это не он сутки назад говорил Юльке, что сила человека не в кулаках. Видно, разные бывают обстоятельства.
Уже на тропинке его догнали Санька и Митька. И тут же рядом с ним зазвенел радостный голос Юльки:
— Алёша, мы пушку идём вытаскивать.
— Зачем она нужна? — Алёша пожал плечами.
— Для справедливости, — твёрдо сказал Санька. Больше он ничего не сказал, а только искоса глянул на Алёшу, подёргал себя за клювастый нос и усмехнулся. И от этой его чуть заметной тёплой усмешки Алёша вдруг снова почувствовал себя легко и свободно.
— Ребята! — сказал он. — Я всё думаю, как же это получается? Матвеич в гражданскую с отцом Николая Ильича, потом Николай Ильич с твоим дедом, потом те, чьи надписи… Ведь это… это же как эстафета, правда?
Алёша оглянулся.
Рядом с ним шли Санька, Митька, Юлька. Чуть позади, то и дело оглядываясь назад, догонял их Гошка. Прыгал на палочке верхом Тимка-Самоучка, подгоняя себя лихим криком:
— Эскадро-он, вперёд!
И это было здорово! Они шли все вместе. И река плескалась у берега. И шумел вокруг деревни лес. Добрый лес. Добрый к своим и страшный для чужих. Для пришельцев.
А позади, на пляже, стоял Ким и смотрел им вслед. Растерянный, недоумевающий и одинокий.
«Неужели он так ничего и не понял?» — подумал Алёша с внезапной жалостью.
