всем великолепии дорогого туалета, с спускающейся с плеча собольей накидкой и в переливающем всеми цветами радуги «потемкинском» султане.
На ступеньках мраморной лестницы, средь белых колонн мадам Железноградова всем величественным видом своим являла нечто между индейским божеством и коронованной особой.
Тем, кто видел портрет, — а видели его все знакомые, — внушалось:
— Так написал покойную английскую королеву Викторию знаменитый Каролюс-Нюран. Да, да, знаменитый Каролюс! Он получил за этот портрет сто тысяч франков. Ну, а мы с Мисаилом заплатили академику Балабанову сущие пустяки — всего десять тысяч рублей!
Балабанов получил от Мисаила Григорьевича новый заказ.
— Сделайте мне акварельный эскиз моей новой формы… А потом вы напишете с меня во весь рост большой портрет в этой же самой форме. Два портрета! Один для моего дворца, другой я повешу в своем банке.
Художник, предвкушая новые пачки шелестящих бумажек, потирал от удовольствия руки… Только вот как относительно формы?
— Какой же имеется у вас, Мисаил Григорьевич, материал для эскиза? Надо хоть приблизительно знать покрой, шитье, колер?
— Академикус, вы чудак! — весело рассыпался скрипучим смешком банкир, — ей-Богу, чудак! Я сам ничего не знаю! Валяйте, как осенит вас вдохновение! Только чтобы красиво, эффектно! Побольше золота, красного побольше!
— Разве, Мисаил Григорьевич, вот что, — соображал Балабанов, — не взять ли нам в виде прототипа большой сенаторский мундир, там тоже много золота, много красного.
— Валяйте! Валяйте! Но все же с некоторым уклонением. Переставляйте, перекраивайте! Вот-вот, перекраивайте, хотя вы и не портной, а знаменитый академикус.
Балабанов постарался. Эскиз вышел на славу. Довольный Мисаил Григорьевич покровительственно хлопнул художника по плечу. Для этого пришлось приподняться на цыпочки. Балабанов был человек громадного роста.
— Молодец, академикус! Молодец!
С эскизом Железноградов помчался к своему приятелю Юнгшиллеру в его круглую башню.
— Колоссаль! Пирамидаль! — воскликнул Юнгшиллер, бегло взглянув на эскиз.
— А правда, чертовски эффектно. Мой академикус хоть куда! На все руки! Так вы теперь меня одевайте, нельзя ли вызвать сейчас закройщика?
Явился закройщик, степенный, седой в очках немец. Мисаил Григорьевич хлопнул его по плечу.
— Ну, Ваня, постарайся! Будет на чай радужная бумажка!
И вот повсюду назойливо, ослепительно, до боли в глазах, суетно, суетно замелькала фигурка, словно сбежавшая с опереточных подмостков. Треуголка с громадной золотой кокардой и таким плюмажем, который, наверное, никогда никому и не снился. «Почти» сенаторский мундир, отягощенный золотом, весил двадцать два фунта. «Продолжение» менялось «консулом» в зависимости от той или другой степени парадности. В наиболее торжественных случаях — короткие белые панталоны, телесного цвета чулки, туго обтягивающие банкирские икры, и легонькие туфли. Менее пышным продолжением были суконные фисташкового цвета на выпуск панталоны с тройным широким лампасом и лакированные ботинки с маленькими серебряными шталмейстерскими шпорами.
— Хорошо бы еще иногда появляться в ботфортах с раструбами? — фантазировал Железноградов.
Но ботфорты с раструбами Юнгшиллер забраковал.
— Не надо… Зачем? Будут, пожалуй, смеяться.
— Пускай смеются! Мне что? Наплевать. Разве от этого уменьшатся мои миллионы? Я плюю на всех с аэроплана! Я издеваюсь над всеми!
— А все-таки не надо. И так форма очень красивая, декоративная. Я заметил, с какой завистью смотрел на вас в Казанском соборе бразильский посланник.
— Разве заметили? — оживился консул-банкир. А другие заметили? Это хорошо. Пускай завидуют! Во всем дипломатическом корпусе никто не может похвастаться таким мундиром! Я теперь член дипломатического корпуса! Меня будут приглашать на обеды в посольствах и миссиях. Воображаю, как лопнет от зависти этот Исерлис!
Да и не только один Исерлис! Как у всякого выдающегося человека, у меня много недоброжелателей и врагов. Но подождите, скоро, очень скоро придет время, когда они будут лизать мои пятки, а я буду издеваться над всеми, как издеваюсь уже давно! Что про меня пишут в газетах всякий вздор, — повторяю, плевать с аэроплана! Пожелаю, будет собственная газета и, если хотите знать, уже есть! Эти самые, которые смотрели на меня свысока, считая меня меня каким-то проходимцем, без роду без племени, хотя, как я уже вам докладывал, мы сербского происхождения, вы не любите сербов, а я люблю, и фамилия наша была Железновац… Повторяю, те самые лижут мне руки, искательно смотрят в глаза и живут подачками, которые я им вышвыриваю. Э, да что говорить! — махнул рукой Мисаил Григорьевич. — Давайте лучше о делах.
— О делах? Извольте! Кстати, есть очень крупное, я имел вас в виду, и не заговори вы сами…
— Я уже заинтригован! При слове «дело» я, точно старая кавалерийская лошадь при звуке трубных сигналов, поднимаю хвост… Ну, ну?
Взгляды их встретились. Юнгшиллер покосился на дверь «башни», улыбнулся плутовато и молвил тихо:
— Вот что, дорогой господин Железноградов… Нужно колоссальное количество — если можно, миллион пудов — стали.
— Кому нужно?
— Одной нейтральной державе.
— Нельзя ли точнее, милый Юнгшиллер?
— Хотите точнее, извольте — Швеции!
— Такая маленькая страна и так много требует стали! Удивительная прожорливость!
Однако факт остается фактом. Мисаил Григорьевич прищурился.
— Вы держите меня, кажется, за большого дурака! Послушайте, ведь мы же авгуры, зачем нам друг перед другом закрываться фиговым листочком? Швеция так Швеция! Какое мне дело? Важно заработать на этой комбинации кругленькие пети-мети, — сделал Мисаил Григорьевич характерное движение пальцами. — Это все?
— Нет, не все.
— Швеция еще в чем-нибудь нуждается?
— Вы угадали! Ей надо около двухсот тысяч лошадей. Сюда приехали оттуда ливеранты от военного министерства. Предлагают по восьмисот рублей за голову, а так как среднюю ремонтную лошадь мы сумели бы получить за триста рублей, таким образом, полтысячи наживаем на каждой голове… Это не плохо!
— Это совсем-таки не плохо! — поспешил согласиться Железноградов. — Но только вот что странно… Я человек глубоко штатский и в военном деле ничего не понимаю… Но разве в Швеции такое большое число кавалерии?
— Несколько дивизий, и потом Швеция, кажется, мобилизуется.
— А не кажется ли вам, господин Юнгшиллер, что Германия потеряла почти всю свою кавалерию на западном фронте?
— Разве потеряла? — неестественно удивился Юнгшиллер.
— Вот вам и разве… Но не будем ходить вокруг да около… Деньги не пахнут… Ближе к делу: вся эта комбинация — и сталь и лошади — пахнет несколькими свежими миллиончиками… Ни вы, ни я не настолько наивны, чтобы пропустить их между пальцев… Не откладывая, займусь этим и отдам приказ по армии своих агентов. Необходимое количество или почти необходимое того и другого мы добудем.
— Не сомневаюсь! Тем более я так верю в наш изобретательный и финансовый гений, господин Железноградов. Но самое главное — получить разрешение на вывоз,
Мисаил Григорьевич улыбнулся с презрительно-самоуверенным видом, пожав плечами.
— Ничего не может быть легче: мы все это обтяпаем через Елену Матвеевну.
