Уехали. Туда и оттуда шли хорошие письма. Оттуда – просьбы вести себя хорошо. Туда – просьбы не забыть японский «видик», дубленку, кассеты, сапожки.
Вдруг – телеграмма о тяжелой болезни бабушки. Жуковы срочно прилетели в Шиханск. Аксинью Тимофеевку в живых не застали. Молодую семью нашли в стадии полураспада. На девятый день после бабушкиной смерти, на поминках, зять Валерка сильно перепил. Светлана тоже была на взводе, учинился такой ночной скандалище, перешедший в драку, что Дмитрий Максимович запоздало уразумел: терпимость не самое лучшее средство против пьянства и глупости. Взбешенный, без стука распахнул он дверь в комнату молодых. Валерка бил наотмашь дико визжащую супругу. Дмитрий Максимович схватил зятя за руку, тот ударил и его, Светка с бранью вцепилась мужу в длинные полосы… В дверях плакала и причитала Екатерина Матвеевна. Зятя изгнали общими усилиями. Распад семьи состоялся.
С тяжелым сердцем уехали Жуковы снова за рубеж: начальство дало понять Дмитрию Максимовичу, что расторгать контракт было бы нежелательно. Екатерина Матвеевна, не связанная контрактом, одна оформила отъезд на родину. За те недели, что ее не было дома, Света успела бросить работу в заводской лаборатории, завести охламона-любовника и еще с полдюжины «друзей». Пришлось матери в одиночку воевать с этим наглым, нетрезвым, вороватым сбродом, вдобавок и с дочерью. Да еще ходить на работу в лабораторию, в детский комбинат за внуком, в магазинные очереди, очень обременительные после заграницы, в детскую поликлинику – внук здоровьем слаб и с пеленок нервен. И еще писать мужу благополучные письма, чтобы не расстраивать. Но Екатерина Матвеевна надеялась, как многие слабохарактерные родители, что все само образуется, без помощи со стороны, без крутых мер.
Дочь пропадала где-то по нескольку дней, частенько заявлялась домой пьяная, с очередным «другом» или с компанией «друзей», протест матери вызывал у нее ярость. Обзывала площадно, бросалась с кулаками при ухмылистом нейтралитете «друзей».
Дмитрия Максимовича сдержанные вести из дому не очень-то обнадеживали, и продлить контракт с фирмой он не согласился. Когда же вернулся в Шиханск, Света окончательно сбилась с пути: быстро спиваются женщины, падают еще ниже и грязнее, чем мужчины. По многолетней привычке от отца пытались скрыть истинное положение, мать отделывалась полунамеками, изолгавшаяся дочь воздерживалась от «показательных выступлений». Еще месяца три Дмитрий Максимович, встречаясь с приятелями, вникая в проблемы своего прежнего отдела, все только намеревался поговорить с дочерью, устроить ее на работу, потребовать большего внимания к ребенку. Но Света, освоившись с присутствием в доме отца, перестала осторожничать.
Однажды воскресным вечером она закатила скандал: не стесняясь, выкрикивала грязные слова вперемешку со злобным визгом. Отец в тот вечер узнал от нее, что именно он виноват в неудачах дочери, потому что позволил рано выйти замуж, потому что плохо воспитал, и вообще – кто же в ответе за несчастья детей, как не родители… и так чуть не до утра.
Возразить было нечего. Совестливый человек всегда берет на себя и тень вины, не говоря уже о самой вине. Порядочный человек всегда безоружен перед наглостью. Молча слушал Дмитрий Максимович вопли из соседней комнаты, плакала в подушку Екатерина Матвеевна.
Утром Жуков рано ушел на работу. А Света, наевшись впрок родительского харча, исчезла на целую неделю. И пришла, почти приползла, крепко избитая, вся больная, разнесчастная, повинная, так что не время было ее перевоспитывать – жалеть впору.
Екатерина Матвеевна упросила мужа: пусть доченька отдохнет, оправится, авось после такой трепки образумится. Смазывала доченькины кровоподтеки, поила травяными отварами, как маленькую гладила по головке, внушала… Через два дня Светлане стало лучше. Но заболел ребенок. Зачатый во хмелю, прокуренный в материнской утробе, рос он слабеньким, подверженным всякой хвори. Из-за этого Екатерина Матвеевна месяца два назад оставила работу, посвятила себя воспитанию внука, и жила теперь семья только на зарплату Дмитрия Максимовича и нерегулярные алименты от бывшего зятя Валерки, которые Екатерина Матвеевна ухитрилась перевести на себя.
Температура у мальчика подскочила до тридцати девяти и шести. Вызванный участковый врач не смог без анализов поставить диагноз, но выписал лекарства, посоветовал завтра с утра, если температура снизится, прийти на прием в поликлинику. Екатерина Матвеевна поручила ребенка Свете, сама побежала в аптеку. Вернувшись, увидела внука дремлющим в жару у телевизора. Одного.
– А где мама?
– Пришли два дяди и тетя, мама велела мне смотреть телевизор и ушла с ними. У них было пиво.
Бросить тяжелобольного сына и уйти с мужиками пить!.. Екатерина Матвеевна сама заболела от негодования. Когда с работы вернулся муж, излила ему все накопившееся против дочери, о чем долгое время умалчивала, опасаясь, что Дмитрий Максимович примет какие-нибудь суровые меры. Рассказала, что пьяная Света пыталась ее душить, что требовала денег на модные брюки, как у подруги Наташки, что из домашней библиотеки исчезают книги.
– Что же я, по-твоему, должен делать? – раздраженно спросил Дмитрий Максимович, понимая, однако, что именно он, глава семьи, обязан принимать решение.
– Делай что хочешь! Мы терпим за какую-то нашу вину, а в чем виноват ребенок? Что хочешь, но делай что-нибудь!
Прежде, до заграничного контракта, Дмитрий Максимович председательствовал в заводской антиалкогольной комиссии. По возвращении хотели было сотрудники вновь навесить на него хлопотное председательство, но он отвел свою кандидатуру под разными предлогами, умолчав, конечно, о том, что не считает себя вправе бороться с пьяницами на работе, не совладав с алкоголичкой у себя в семье.
Вот теперь пришла нужда вспомнить прежние связи, порыться в старых записных книжках. Самый подходящий теперь телефон – наркологического стационара, в котором лечат заводских выпивох. Кажется, главврач там тот же, что и три года назад, мужиковатый, неуклюжий, лысый толстяк, всегда хмурый, чем-то недовольный. Дмитрий Максимович позвонил ему, излишне веселым голосом напомнил о былом сотрудничестве. И попросил аудиенции.
Врач слушал хорошо, внимательно, не перебивая. Дмитрий Максимович забыл, как его зовут, и от этого чувствовал себя еще стесненнее. Он заторопился, скомкал конец своей истории, потупился.
– М-да, – вздохнул врач. – Обычная карусель: склонность к пьянству приводит в сомнительные компании, общение с пьющей компанией усугубляет алкогольную запрограммированность. И так по возрастающей… Сколько вашей дочери лет? Двадцать три? Будем надеяться, что еще не поздно. Как она, согласна на стационарное лечение? Или попробуем амбулаторно?
– В том-то и трагедия, доктор, что она и слышать не желает о лечении, сразу крик, скандал: я не алкоголичка, я лучше удавлюсь! Надо в принудительном порядке, иначе не получится.
