– Откуда знаю? Может, завтра.
– Завтра суббота.
– Ты бьешь вон как, синяки и до понедельника не…
– Чего ему еще от тебя надо? Не знаешь. Ничего ты не знаешь, стерва патлатая. Запомни, если кроме того, что трепанула, еще чего добавишь…
– Ну, Игорь, ну, честное слово!..
– Честного от тебя не дождешься. Придушить бы тебя, Жучку дворовую, чтоб людей не закладывала! Иди позови Наташку. Сама сиди на кухне, не высовывайся.
Наташка явилась обиженная, нервно закурила сигарету. Не взглянув на Корнева, стала у окна. Он подошел, погладил ее по худущей спине.
– Не дуйся, Натаха. Это ж такая дура безмозглая, черт ее знает что вякнет на следующем допросе ментам. Заявит, что я ее бил. Не хочу, чтобы тебя свидетельницей таскали.
– Бил? А может, вы тут целовались. Бывало же.
– Ревнуешь? К ней?! – Обнял, прижал, улыбнулся. – Брось, мало ли чего бывало у меня и у тебя. Ты вот что. Если призовут опять к тому оперу, к Мельникову, надо условиться, чего говорить будешь. Что Жучка про меня тявкнула, то подтверждай, чтобы не запутаться: неизвестные сели в машину, пригрозили мне, заставили ехать в лес, там была драка, кто с кем, вы не поняли, ясно? И Жучку так насобачь. Вот Гирю она заложила, гадюка! Ты узнай через Алика-сержанта, когда Гирю с Гусаком на допрос повезут из тюрьмы. Срочно узнай, сегодня же.
– Он же с Жучкой крутит, где я его найду.
– Сходи к нему в милицию, соври, что Света его видеть хочет, соскучилась. И про Гирю спроси, мол, свидетельницей вызывают, ясно? Когда их привезут в «воронке», будь там, в милиции, передай Гире записку.
– Игорь, я не…
– Заткнись. По ресторанам гулять, импортное шмотье иметь любишь, так и делай, что велю, ясно? Жучку здесь запри, пускай одумается. Сама сейчас же к Алику.
– Мне с двух на работу. И так сколько раз отпрашивалась.
– Надо будет, и еще отпросишься. Если сыскарь Мельников расколет Гирю, кончилась и твоя веселая жизнь.
– Уж с тобой веселье! Все какие-то приказы, будто мы со Светкой в рабстве у тебя.
– Не в рабстве, а в долгу. Кто тебя выручил, когда с парфюмерией погорела? Ну и все, кончай эти разговоры.
– Игорек, ты ночевать придешь?
– В другой раз когда-нибудь.
– Когда это – когда-нибудь? Опять к жене своей драгоценной побежишь?
– Не до баб мне, Натаха. Придурок Гиря перестарался, сволочь гугнявая. Надо было, как раньше в таких случаях делали, пугнуть хорошенько чужака, ну ограбить, если без навара нету интереса. Но зачем на кладбище мотаться, бросать таксера связанного? Как нарочно, чтоб он со злости заявление настрочил. Теперь Гиря с Володькой на срок загремят, а я думай, засветили они меня или нет. Ну, я пошел, Натаха.
Обнял, притиснул, и – хлопнула дверь. Из кухни появилась Светка.
– Ушел? Ну и гад! – Сунулась к зеркалу, потерла пальцами вспухшие подглазья. Выругалась грязно. – Опять фонарь всплывет.
– Еще не так надо тебе вломить. – Наташка оттолкнула ее, принялась натирать щеки румянами. – Я ухожу, тебя здесь запру. Чего «не», когда Игорь велел. Сиди, думай, что наболтала, накапала.
– Господи, все велят думать! Чего тут думать, когда везде невезуха. Эх, жизнь распроклятая! Натка, выпить нету у тебя?
– В честь чего тебе такая премия – выпить?
– Да ладно, еще ты будешь воспитывать. Тошно мне, Наташка, прямо хоть реви.
– Раз тошно, и пореви. Возьми вон за диваном в бутылке грамм двести.
11
– Гражданин начальник, я ж в признанке, чо еще резину тянуть. Пускай судят, да в зону короче.
Гиря-Киряков затягивался сигаретой и жмурился, как сытый кот.
– Чего это в зону тебе так не терпится?
– Надоело в СИЗО кантоваться. Лучше вкалывать, чем так-то, в крытке.
– Работящий ты, оказывается.
– А чо? В зоне я всегда без туфты вкалываю, можете проверить.
– Проверить кое-что надо.
Мельников списывал на бланк протокольные данные Кирякова Виктора Семеновича, ранее судимого по статьям… и так далее.
– Проверить, говорю, надо, все ли ты чистосердечно…