Будь моим сыном

Глава шестая НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Тетка Василиса посмотрела на хмурого, взъерошенного Ваняту и не стала ничего спрашивать. Собрала оборочкой губы, возле которых приютилась темная, похожая на ма­ленькую репку родинка, подумала минуту и вдруг взорва­лась.

— Та плюнь ты на нього, на того Сашка! Весь в батька пишов. 3 моста их обоих та в воду. Тьху на них, проклятых!

Тетка Василиса ни разу не вспомнила своих любимых словечек, к которым уже начал привыкать Ванята. Восклицания «ах ты ж боже ж мий» и «риднесенький», видимо, припасла она для других, непохожих на Сашку и его отца, людей.

Ванята не спросил, почему тетка Василиса костерит без смущенья хлопчика, с которым сама же предложила позна­комиться. Скорее всего, ока не любила ссор между людьми, а возможно, хотела, чтобы Ванята не торчал понапрасну до­ма и проветрил свои мозги.

Он сидел на крылечке, печально и безнадежно смотрел на тихую, безлюдную улицу. Только изредка прогремит бор­товая машина, с криком перебежит дорогу сумасшедшая курица и снова тянет свою тонкую нить тишина.

Тетка Василиса готовила во дворе обед. В глиняной, по­хожей на маленький пароход печке, потрескивали дрова. Над трубой с черным закопченным ведром наверху мерцал синий зыбкий дымок. Тетка Василиса гремела крышка­ми, сводила с кем-то свои счеты. Видимо, с Сашкиным отцом.

— Ну, я ж доберусь до тебе, проклятущий! Я ж покажу тоби, анафема иродова!

Ванята слушал тетку Василису, думал, что зря прини­мает он к сердцу Сашкины слова. Мать знали все. Она ни­когда не брала чужого. Даже капельки!

Однажды Ванята пришел на ферму. Мать доила коров. В цинковое ведерко, подымая пышную ноздреватую пену, струилось молоко.

Было душно. Губы стянула тонкая сухая кожица. Ваня­та любил молоко. Прильнет губами к кувшину и даже на донышке не оставит.

— Пить охота, — сказал Ванята, заглядывая в ведро.

Мать отстранила его локтем, смущенно и строго сказала:

— Иди погуляй. Нечего тебе здесь!..

А что стоило ей налить кружку молока! Нет, Сашка все-таки трепач. Нечего об этом даже думать. А если мать при­ехала в Козюркино, значит, так надо. Они не шатуны. Пус­кай проверят!

Ванята утешал себя, а сердце все равно ныло. Глухо, тоскливо. Сашкины слова не выходили из головы. Он при­давал им все новые оттенки и значения. Может, он в самом деле что-то знает, этот дурак Сашка?

Посреди улицы Ванята увидел вдруг какого-то человека. В синих галифе с вылинявшим малиновым кантом, старень­кой защитной гимнастерке и такой же, как у Ваняты, серой, похожей на голубятню, кепке. Незнакомый Ваняте человек по-солдатски размахивал рукой и быстро направлялся к их дому.

Тетка Василиса тоже заметила путника. Она приложила ладонь к бровям, постояла несколько мгновений, как бога­тырь на распутье, и с криком помчалась к калитке.

— Ой боже ж мий! Та що ж це таке! Та невже ж це ты, Платон Сергеевич! Ой лишенько ж мое, ох ты ж мий риднесенький!

Тетка Василиса рухнула в объятия человека в гимнастер­ке, затрясла головой, в голос зарыдала.

— Ну ладно, Василиса Андреевна! Ну перестаньте!

Вместе они вошли в калитку. Тетка Василиса забегала то справа, то слева, изумленно заглядывала гостю в глаза, хлопала себя руками по бедрам.

— Та милый же ж ты мий! Та гарнесенький же ты мий! Та звидки ж ты взявся? Та тебе ж у ту саму болныцю, щоб вона сказылась... Та як же це ты?

— Приехал, Василиса Андреевна. Ночным приехал.

На лице тетки Василисы отразились удивление, восторг и те многие чувства, которые люди не умеют высказать сло­вами.

— Значит, втик? — тихо, почти шепотом, спросила она.

— Убежал, Василиса Андреевна. Ну их, тех врачей, к богу!

— А я ж тоби що говорю! Та воны ж ти доктора тильки пилюли дають. Та я б отих докторов!..

Не зная, как получше расправиться с докторами, тетка Василиса смолкла на минуту, потом вспомнила что-то дру­гое, заслонившее докторов и пришли, радостно и широко улыбнулась.

— Сотник Ванька цилый день тебе на станции карау­лил, — сказала она. — От же проклятущий хлопец! Гостей моих начисто с голоду поморил.

Тетка Василиса увлекла гостя к крыльцу и, показывая на Ваняту, сказала:

— Ось познакомься, пожалуйста. Племянник мий. Ну такый же гарный хлопчик! Ну просто тоби...

Платон Сергеевич протянул Ваняте крепкую сухую ла­донь.

— Здравствуй, Ванята!

Платон Сергеевич улыбнулся.

— Откуда вы знаете, что я — Ванята?

— По глазам вижу. Точно такие пузыри, как у матери. Мы с ней уже давно знакомы.

— Ну? — удивился Ванята.

— А то как же! На совещании в Москве свиделись. Ее, брат, многие знают!

Вначале Ванята хотел обидеться на «пузыри», но потом передумал и тоже улыбнулся Платону Сергеевичу.

Глаза у парторга были голубые, веселые, Только лицо его тронула дымчатая желтизна, да на висках, выдавая не­молодые уже годы, курчавилась густая седина.

Платон Сергеевич сел рядом с Ванятой. Тетка Василиса поглядела на них и ушла, чтобы не мешать мужскому раз­говору.

— Ты что же мне кадры избиваешь? — спросил Платон Сергеевич, помедлив.

У Ваняты глаза на лоб полезли.

— Какие кадры?

— А вот такие... Сашку Трунова зачем отлупил?

— Так я ж его...

— Сам вижу, что ты его... Физиономия вся перевязан­ная. На ферму прибегал, отцу жаловался. Мать твоя хотела сюда идти, так я уж отговорил. Сам, сказал, побеседую. Мне все равно по пути.

— Не бил я его, — сказал Ванята. — У него от зуба по­вязка...

— Странно! — сказал парторг, — Сам он себя высек, что ли?

Ванята пожал плечами.

— Откуда я знаю: может, и сам...

Склонив голову, Платон Сергеевич сидел некоторое вре­мя молча, раздумывая над ответом Ваняты, Потом быстро спросил:

— А с Сотником не поцапался еще?

— Пока нет...

Платон Сергеевич улыбнулся.

— Ну, тогда порядок. Нравится тебе Ваня Сотник?

Неожиданный вопрос смутил Ваняту.

— Так себе... — туманно сказал он, — А вам как?

Платон Сергеевич подумал.

— Мне тоже не особенно, — сказал он. — Серединка на-половинку,

— Почему?

— Трактор в болото загнал. Сел потихоньку от всех и шпарит. Ну, а технику только по книжке знает.