Экономка направилась в левый коридор, и Эмили двинулась следом, ее сердечко билось от волнения неровно и быстро, словно она долго убегала от кого-то или, напротив, хотела догнать.
Миновав еще одну дверь, экономка постучала в следующую и, дождавшись приглашения войти, распахнула ее.
– Миссис Аллингем, приехала новая учительница рисования, мисс Барнс. – Мисс Олдридж повернулась к Эмили и произнесла: – Проходите, мисс Барнс, а мне надо проследить, чтобы ужин был подан вовремя.
Эмили благодарно улыбнулась пожилой женщине и вступила в кабинет директрисы.
Комната больше походила на кабинет мужчины, чем на женский будуар, но так, вероятно, и должно было быть. Миссис Аллингем сидела за столом, на котором аккуратно были разложены стопки бумаг и несколько конторских книг. За спиной директрисы тянулись ввысь книжные полки, перед зажженным камином, справа от двери, лежали на коврике две толстые кошки. Эмили не любила кошек, их вид не вызывал у нее умиления, но миссис Аллингем, похоже, души не чаяла в этих животных – следы кошачьей шерсти были заметны на ее коричневом платье. Позже Эмили узнала, что директриса могла позволить себе и другие слабости, но в тот момент девушка стремилась произвести хорошее впечатление и изменила своей обычной наблюдательности.
На первый взгляд миссис Аллингем можно было дать никак не менее пятидесяти пяти лет, но на самом деле ей исполнилось лишь сорок шесть. Темные некогда волосы почти полностью поседели, худоба, еще более свойственная директрисе, чем мисс Олдридж, только подчеркивала морщины на желтоватом лице, лишенном как подлинного, так и притворного добродушия.
– Садитесь на тот стул, мисс Барнс, я хочу разглядеть вас при свете лампы, – негромкий голос миссис Аллингем был такой же сухой и невыразительный, как ее лицо, но его невозможно не расслышать даже в гомоне детских голосов, как сразу же поняла Эмили.
Молодая леди послушалась приказа и устремила на директрису любопытствующий взгляд, стараясь, чтобы он не казался дерзким или вызывающим – это было бы непростительной ошибкой.
– Я полагала, вы старше на несколько лет, – с тенью неудовольствия произнесла миссис Аллингем. – Ваша тетя говорила, что вы – старая дева.
Эмили не знала, стоит ли ей что-нибудь отвечать, ведь директриса ни о чем ее не спрашивала, а потому промолчала.
– Что ж, посмотрим, как вы сумеете поладить с нашими ученицами. Среди них есть особы ленивые и не имеющие никаких талантов, но тщетно желающие убедить своих родных в обратном. Они будут обвинять вас в придирчивости и подстрекать друг друга к непослушанию.
Эмили посмотрела на директрису с наивным удивлением.
– Я полагала, миссис Аллингем, что в вашей школе у учителей не возникает таких трудностей, как непослушание и лень. Тетушка писала, что школа Святой Маргарет может служить образцом для любого другого заведения подобного рода, и здесь не зазорно обучаться даже детям герцогов и пэров.
Миссис Аллингем едва заметно улыбнулась, показав этим, что и она неравнодушна к лести. Но на мягко высказанный упрек надо было ответить, и она сказала:
– Все мы здесь денно и нощно прилагаем усилия, чтобы направлять наших девочек по пути добродетели и искоренить в них самые зачатки зла и пороков, но заблудшие овечки встречаются во всяком стаде, особенно если они находят одобрение и поддержку в своих семьях.
Эмили понимающе кивнула. Она не рискнула заходить дальше в своей игре, изображая простодушную особу, а миссис Аллингем ясно дала ей понять, что склонна закрывать глаза на шалости тех из учениц, чьи родные занимают видное положение в обществе или весьма богаты.
Миссис Аллингем, прежде чем согласиться принять мисс Барнс, навела о ней необходимые справки у миссис Пэйшенс и потребовала представить работы Эмили, с тем чтобы прежний учитель оценил способности мисс Барнс. Судя по тому, что мисс Барнс согласились предоставить это место, рекомендации оказались благоприятными, и теперь миссис Аллингем ни к чему было расспрашивать соискательницу о ее умениях. Директриса предпочитала выяснить как можно больше о характере и манерах своей новой преподавательницы, а потому не менее получаса задавала Эмили различные вопросы о ее прежней жизни, взглядах и устремлениях.
Наученная горьким опытом общения с Маргарет, Эмили старалась отвечать правдиво, но при этом случайно не привести миссис Аллингем в раздражение каким-нибудь излишне легкомысленным высказыванием. По окончании этой беседы Эмили чувствовала себя невероятно усталой, но так и не смогла понять, одобряет ее миссис Аллингем или недовольна ею, так как директриса распрощалась с нею все тем же сухим, равнодушным тоном, каким встретила молодую леди в самом начале.
– Что ж, я полагаю, вы сумеете добиться в нашей школе определенных успехов, если проявите старание и трудолюбие, мисс Барнс, – сообщила миссис Аллингем и дернула за шнурок звонка. – Сегодня вы поужинаете в своей комнате. Новое лицо смутит девочек, отвлечет их от вечерней молитвы и может привести к перешептываниям в спальнях. Наутро вы предстанете перед ними за завтраком, а затем на своем первом уроке.
Эмили благодарно улыбнулась – после изматывающего разговора с директрисой она не готова была встретиться лицом к лицу с семью десятками девочек разного возраста и еще дюжиной их преподавателей, когда каждый будет рассматривать ее, обсуждать внешность и умение держать себя.
В кабинет заглянула горничная, круглолицая женщина лет тридцати с добрым деревенским лицом, и миссис Аллингем велела ей проводить мисс Барнс в отведенную ей комнату и подать туда же ужин.
– Вы будете жить вместе с мисс Эйвери, она ваша ровесница, и вы без труда сумеете договориться. Она расскажет вам о расписании, которого мы придерживаемся в повседневной жизни, а утром проводит вас в столовую. Теперь ступайте.
Эмили поклонилась и вышла вслед за горничной.
«Что ж, можно считать, первая встреча прошла удачно», – думала она, пока поднималась вслед за горничной вверх по темной лестнице. Служанка дала ей наполовину сгоревшую свечу в медном подсвечнике, сама она держала в руках другую и по пути останавливалась, чтобы зажечь свечи в висящих на стене светильниках. «Навряд ли это освещение по случаю моего приезда, – продолжала размышлять Эмили. – Думаю, здесь привыкли экономить на всем, и лестница освещена, только когда ею пользуются. Скоро девочки спустятся к ужину, и нельзя допустить, чтобы они споткнулись и повредили себе что-нибудь из-за падения с лестницы». Эмили задала вопрос горничной и тотчас узнала, что была совершенно права в своих предположениях. Ей захотелось поскорее укрыться в своей новой комнате, прежде чем девочки покинут классы и направятся в столовую.
Путь их, впрочем, был недолог. Горничная распахнула одну из дверей в левом коридоре и пригласила Эмили войти.
– Тут вы и будете жить, мисс. Сейчас я спущусь, чтобы принести вам поесть, а ваши вещи уже здесь. Отдохните пока немного, вы, верно, устали, проделав такой долгий путь.
– Очень устала, – признала Эмили. – Как вас зовут, милая?
– Руби, мисс, – откликнулась служанка. – А как называть вас?
– Мое имя – Эмили Барнс, и я буду преподавать девочкам уроки живописи, – Эмили остановилась на пороге, не решаясь перешагнуть его и неосознанно задерживая служанку – ей все еще страшновато было ступить в новую жизнь.
– Знаю, мисс, прежнего учителя выгнали, потому что он ухаживал за мисс Филлис Найт, ее отец очень богат, – похоже, Руби была не прочь посплетничать, и Эмили тотчас решила держаться со служанкой настороже, чтобы не дать ей повод болтать о себе другим учительницам, которым она прислуживает. – Но мне уже пора на кухню, если я задержусь, кухарка не даст вам ужина, ей еще надо накормить всех остальных.
– О, конечно, ступайте, Руби, я не должна была отвлекать вас от вашей работы, – поспешно сказала Эмили и перешагнула порог, едва Руби повернулась к ней спиной и двинулась по коридору в обратный путь.
Комната оказалась довольно просторной, два высоких окна, к огорчению Эмили, выходили в тот дворик, что она недавно пересекла перед тем, как войти в парадную дверь. Оклеенные темными обоями стены были украшены несколькими картинками, несомненно, нарисованными кем-то из старших учениц.
