бы обитавшей здесь. Страхи ее, однако, вскоре развеялись — леди Эмили услышала позвякивание ключей под аккомпанемент ворчливого мужского голоса.
— Не пойму, — бормотало себе под нос видение. — Не пойму, с чего этот свинский фонарь погас; редкий случай, чтобы мне оказаться в этой собачьей дыре в полночь да без света. С последней пинты рука дрожит, и замочную скважину не найти никак…
Леди Эмили узнала в говорившем слугу, чьей обязанностью было запирать ворота замка, прежде чем отойти ко сну. Отчаянное положение внезапно подсказало верное средство, учитывая затуманенный рассудок подвыпившего человека. Плотнее завернувшись в плащ, леди Эмили вышла на середину зала и заговорила, как могла, властно:
— Смертный, повелеваю тебе, покинь жилище великой феи Ашеры!
Хитрость подействовала мгновенно. Слуга с криком ужаса уронил на пол ключи и кинулся бежать со всей скоростью, на какую способны были его ноги. Леди Эмили без помех отодвинула засов, и задуманный побег свершился. Легкой и стремительной поступью, словно выпущенная на волю лань, бросилась она через озаренную луной лужайку к назначенному месту встречи.
Холодный печальный ветер гулял под высокими каштанами, когда леди Эмили вступила под их раскидистые ветви, нетерпеливо поджидая возлюбленного. Неверный свет то струился сквозь просветы в листве, когда порыв ветра внезапно отклонял в сторону все ветви разом, то, когда ветер затихал и ветви возвращались в прежнее положение, разбрасывал по усыпанной листьями тропинке тысячи серебристых бликов среди переменчивых теней. Временами казалось, будто сотни привидений скользят меж могучих стволов и манят полупрозрачными руками, исчезая, как только подойдешь ближе. То и дело облачко вдруг набегало на луну, и тогда в непроглядной тьме поскрипывание ветвей, шелест листьев и дикое завывание ветра соединялись в единый тоскливый звук, от которого ужасом наполнилось бы и самое отважное сердце.
Полчаса леди Эмили медленно бродила под деревьями, дрожа на холодном ветру, то и дело останавливаясь и прислушиваясь — не раздадутся ли шаги? Наконец она услышала рокочущий звук, производимый как будто колесами кареты. Звук приближался, стал уже отчетливо слышен стук копыт, и вдруг все стихло. Прошло пять тревожных минут — кругом тишина. Леди Эмили напряженно прислушивалась. Она начала уж думать, что слух ее обманул, как вдруг шорох сухих листьев в темноте возвестил о чьем-то приближении. Леди Эмили узнала походку — никто, кроме Сен-Клера, не ступал так величаво и по-военному уверенно. Беглянка полетела стрелой, и в следующий миг лорд Рональд прижал ее к груди. После первых безмолвных приветствий он сказал приглушенно, еле слышно:
— Пойдем, любимая, нельзя терять ни секунды. Тишина и быстрота необходимы для нашей безопасности.
В конце аллеи их дожидался экипаж. Возлюбленный помог леди Эмили усесться и горячо пожал ручку, которой она опиралась на его ладонь, шепнув тем же приглушенным голосом, что будет следовать за каретой верхом.
— Хорошо, милорд, — прошептала Эмили, нежно отвечая на пожатие.
Он закрыл дверцу, вскочил на коня, стоявшего тут же, и приказал трогаться. Четыре колеса и шестерка лошадей умчали прекрасную беглянку прочь. Вскоре замок опекуна остался далеко позади.
Менее чем за час они одолели четыре мили пути, отделявшие их от Витрополя, проскакали по широким улицам города, тихим и пустынным в этот час, и оказались на большой дороге, что вела на север через обширный лес. После двух часов скачки сквозь густой мрак лесной чащи экипаж свернул с главного тракта на боковую тропу, что вилась среди тесно обступивших ее дубов и пальм, вязов и кедров. Ветви возносились ввысь, теряясь в полумраке, поддерживая темный полог ночи, словно листву, и ни единый луч не указывал дорогу запоздалому путнику.
Наконец, к большой радости леди Эмили, деревья стали редеть. Карета выехала на открытое пространство, где высилась в сиянии лунного света полуразрушенная башня. Ползучие растения увивали зубчатые стены, побеги плюща изящно оплели каменные проемы окон, в которых стекло давно уж осыпалось. Карета остановилась перед чугунными воротами мрачного здания. Леди Эмили содрогнулась.
— Печальное место для ночлега, — сказала она себе. — Но чего мне бояться? Несомненно, Сен-Клеру лучше судить о том, где нам следует делать остановки.
Лакей отворил дверцу и помог леди Эмили выйти из кареты, поскольку граф еще не подъехал. Вслед за тем слуга принялся стучать в ворота, требуя, чтобы их впустили. Оглушительный грохот заржавленного дверного молотка странно тревожил глубокую торжественную тишину, что царила в нетронутой чащобе, и будил глухое эхо среди унылых развалин. После долгой паузы послышался скрип и скрежет отодвигаемого засова. Створки ворот медленно распахнулись, открывая взорам фигуру, как нельзя более гармонирующую со всем вокруг. То была старуха, сгорбленная под бременем лет. Лицо ее, морщинистое и иссохшее, хранило постоянно недовольное выражение, меж тем как маленькие красные глазки сверкали дьявольской злобой. В одной трясущейся руке она держала связку ржавых ключей, в другой — чадящий факел.
— Эгей, Берта! — приветствовал ее лакей. — Я привез тебе гостью. Проводи-ка ее в верхние покои — остальные, я думаю, непригодны для жилья.
— Да уж, откуда бы? — сварливо прошамкала старая карга. — Если в них никто не спал вот уж больше шестидесяти долгих лет! А зачем ты сюда привез эту раскрашенную куколку? Сдается, не к добру ветер дует.
— Молчи, ведьма! — ответил слуга. — Не то язык отрежу!
Обращаясь к леди Эмили, он продолжил:
— Надеюсь, вы извините, сударыня, что вам пока будет прислуживать такая камеристка. Было бы время, хозяин непременно нашел бы кого-нибудь получше.
Леди Эмили отвечала, что старость имеет право на свои небольшие слабости, и хотела уже сказать несколько слов жалкому созданию, но старуха внезапно отвернулась и заковыляла прочь, бормоча на ходу:
— Идите за мной, прекрасная госпожа, спаленку-то свою посмотрите.
Наша героиня тотчас выполнила просьбу или, вернее, приказ и последовала за безобразной каргой через анфиладу нежилых комнат, где пахло сыростью да ветер вздыхал так дико и тоскливо, что сердце слушателя невольно отзывалось безотчетной грустью. Наконец они пришли в небольшую комнату. Кровать с выцветшим бархатным пологом, несколько кресел, стол и старомодный платяной шкаф придавали ей если и не уютный, то по крайней мере обжитой вид.
Старуха сказала, поставив свечу на стол:
— Вот здесь можете прилечь до утра, если духи вас не утащат.
— Ах, этого я не боюсь, — отвечала леди Эмили с принужденным смехом. — Но скажите, моя добрая Берта, не могли бы вы зажечь огонь в очаге? Здесь очень холодно.
— Нет, не стану! — огрызнулась старая чертовка. — Заняться мне больше нечем, в самом деле?!
С этими нелюбезными словами она вышла или, точнее, потащилась прочь.
После ее ухода леди Эмили, что вполне естественно, погрузилась в невеселые думы. Скрытность и обман в прошлом, безрадостное настоящее и неведомое будущее — все повергало ее в глубокую печаль. Мало-помалу, впрочем, образ Сен-Клера засиял, подобно солнцу, над хмурым горизонтом и развеял горькие мысли.
«Скоро он будет здесь, — думала леди Эмили, — и тогда эта мрачная башня покажется мне краше королевского дворца».
Едва успела она прошептать эти утешительные слова, как послышались уверенные шаги и звяканье шпор. Приоткрытая дверь медленно отворилась, и на пороге показалась высокая фигура графа, закутанного в дорожный плащ. Шляпа с перьями затеняла его благородные черты.
— Вы пришли наконец-то! — воскликнула леди Эмили. — Как вы долго! Я почти начала бояться, что вы заблудились в этом ужасном лесу.
— Прекрасное создание! — отвечал он, и от звуков его голоса ее словно пронзило электрическим током. — Я отдал бы все, чем владею на этой земле, лишь бы и в самом деле быть предметом вашей сердечной заботы. Но, увы, боюсь, ваше сочувствие адресовано тому, кто, пока я жив, не услышит более ваш серебристый голосок. Взгляните, прекрасная леди, и узнайте, в чьей власти вы оказались!
