— Ты имеешь право быть благодарным ему за помощь, — сказал Серый Страж. — Но ты не должен забывать об осторожности и о том, что вещи не всегда являются таковыми, какими кажутся на первый взгляд. Помни, что Тролли — неизвестные тебе существа.
Арик Сарн ровным счетом ничего не предпринимал, чтобы заставить их хоть немного изменить свое отношение к нему. Он практически ни с кем не разговаривал, предоставив Пану самому рассказать о том, что случилось, в том числе и о его участии в переговорах. Он, похоже, опасался их всех, но более всего — Серого Стража, от которого инстинктивно старался держаться подальше. Пан заметил, как Тролль смотрит на черный посох, видел страх и неуверенность в его глазах. По прошествии какого-то времени он вдруг понял, что тому известно еще что-то об их общей истории.
Пан напрямик спросил его об этом, когда они ненадолго оказались в хвосте маленького отряда. Тролль хмуро посмотрел на него и ответил:
— Ты ничего не говорил о носящем черный жезл, владеющем магией. С ним опасно находиться рядом. Я слыхал истории о них и их магических посохах, о всепожирающем пламени, которое превращает все в пепел. В старые времена они сражались с демонами, так гласят легенды. Считается, что все они мертвы. Троллям не нравится магия и те, кто ею владеет. Мы им не доверяем.
Словом, пока Пантерре оставалось только ждать и надеяться. Никто из его друзей не видел, как Тролль защищал его и Пру. Он вряд ли мог ожидать, что они сразу же с ним подружатся, учитывая, что Сарн был одним из тех вооруженных бандитов, которые захватили его и Пру в плен. Для возникновения дружеских чувств требовалась масса времени и сил, причем прикладываемых с обеих сторон. Но Тролля, по крайней мере, не отправили восвояси, впрочем он ни за что не пожелал бы уйти добровольно. Все молча неохотного смирились с его присутствием, понимая, что во что бы то ни стало должны выполнить стоящую перед ними задачу — организовать Таурегу Сику встречу с лидерами жителей долины. Все прекрасно понимали, что за этим последует вторжение в долину. Пантерра, не колеблясь, сразу же предостерег друзей об этой опасности. Они должны были знать все и отдавать себе отчет в том, что поставлено на карту, когда вернутся в долину и предстанут перед Опарионом Амарантайном.
Таков был их план, с которым все согласились без возражений. Король Эльфов был тем лидером, шансы убедить которого представлялись максимально реальными; откровенно говоря, более подходящей кандидатуры просто не было. Когда Фрина и Оруллианы пойдут в наступление, а Серый Страж и Пантерра будут обеспечивать им поддержку, королю придется выслушать их и принять решение. Пантерра готов был дать голову на отсечение, что король будет вынужден от слов перейти к делу. Опарион Амарантайн командовал самой многочисленной и наиболее боеспособной армией в долине; если удастся убедить его, что над жителями долины нависла угроза, он просто не сможет остаться в стороне. А если он согласится обратиться к другим расам с призывом подняться на борьбу с захватчиками, то появится шанс отразить нападение Друджей, возглавляемых Таурегом Сиком.
Разумеется, оставался открытым вопрос о том, как вернуть домой Пру живой и здоровой, и в этом деле шансы на успех оценить было намного сложнее.
— Послушай меня, — обратился Серый Страж к Пану после того, как все карты были открыты, а тревога о судьбе Пру нависла над ними темной тучей, отогнать которую пока не было никакой возможности. — И послушай внимательно, поскольку тебе будет нелегко смириться с тем, что ты услышишь. Мы не можем отправиться ей на выручку прямо сейчас. Нет, не говори ничего, пока я не закончу. Мы не можем вернуться за ней, потому что сначала мы должны пойти к нашим и поставить перед ними задачу собственного спасения. На кону жизнь одной девушки против тысяч жизней. Мы должны вести себя как взрослые, ответственные люди, и потому выбираем последнее. А вот когда мы сделаем все, что сможем, в долине, мы подумаем, как спасти Пру Лисс. Она не забыта и не брошена. Но ей придется дождаться своей очереди, а тебе — проявить терпение.
Пантерра с ходу мог выдвинуть дюжину возражений против подобной аргументации, но знал, это напрасный труд. Серый Страж был прав: сначала они должны предупредить об опасности жителей долины. Но про себя Пан уже решил, что еще до встречи лидеров долины с Таурегом Сиком, результат которой вполне предсказуем, он отправится за Пру. Он еще не знал, что станет делать, когда окажется в лагере Троллей. Он еще не знал, отправится ли туда один или кто-нибудь составит ему компанию. Он знал лишь одно: что бы ни случилось, он придет ей на помощь.
Кроме того, юноша не мог отделаться от ощущения, что Сидер Амент, как всегда, будет руководствоваться исключительно здравым смыслом. Если он решит, что спасать Пру нецелесообразно, он найдет причину, чтобы оставить ее на растерзание. Не то чтобы Сидер Амент не верил в то, что говорил, или не намеревался делать то, что может; его служение в качестве носящего посох в первую очередь состояло в том, чтобы взвешивать все «за» и «против» перед тем, как сделать очередной выбор, понимая, что при этом жертвы неизбежны. Пантерра знал, почему Серый Страж вынужден поступать так. Но он не допустит, чтобы Пру стала одной их таких жертв.
Когда они остановились на ночлег — так решил Сидер, поскольку все слишком устали, чтобы совершить столь долгий переход за один раз, — Пантерра упрятал свои сомнения и страхи в дальний уголок души и улегся чуть в стороне от остальных. Он видел, как братья Оруллианы завернулись в одеяла и сразу же заснули, видел, что аналогичным образом поступил и Арик Сарн. Фрина, отвернувшись, лежала на земле недалеко от Пана. Даже Сидер, устроившийся на самом краю их укрытия, откуда открывался видна равнину, в каком-то смысле отдыхал — взгляд его был устремлен куда-то в темноту, ничего не выражая, и в наступившей тишине слышалось лишь его медленное и ровное дыхание. Пану нужно было поспать, но его снова терзали мысли о Пру, мучили угрызения совести из-за того, что он оставил ее одну в лагере Троллей. Невзирая на ее дар и прочие таланты, именно он нес за нее ответственность в их паре Следопытов, как и раньше, еще в детстве, и ему никогда не удастся забыть об этом. И не имело значения, что она сама велела ему уйти; чувство вины никуда не делось, оставаясь свежей и кровоточащей раной на сердце.
Впервые с того момента, как он встретился со своими товарищами, юноша задумался о том, как сообщит ее родителям, что он натворил. Как он будет смотреть им в глаза? Что он им скажет? Любые слова, кроме лживых, будут убийственными.
Он смотрел перед собой в никуда, погрузившись в невеселые думы, ощущая отчаяние и горечь.
— Я очень сожалею, что уговорила тебя пойти в разведку, — внезапно произнесла Фрина едва слышным шепотом.
Он ошеломленно уставился на нее.
— Что?
— Мне не следовало проявлять такую настойчивость. Я виновата и знаю это. Мне хотелось бы все вернуть назад и переиграть.
— Ты насчет Пру? — Он покачал головой. — Не думаю. Виноват только я. Это ведь я бросил ее одну.
— Но тебе не пришлось бы так поступить, если бы ты не отправился в разведку к костру, а ты не пошел бы туда, если бы на этом не настояла я.
Пантерра придвинулся к ней, и теперь они почти касались друг друга. Он склонился над принцессой.
— Я сам решил пойти, Фрина. Но не должен был делать этого. И не должен был еще и брать с собой Пру. Так что не вини себя и не извиняйся передо мной.
— Я должна. У меня такое чувство, будто я должна извиниться перед всеми.
Он вдруг улыбнулся помимо своей воли.
— А у меня такое чувство, будто я должен забиться в какую-нибудь нору.
Она помолчала.
— Я не успокоюсь, пока мы не вернем Пру. Я расскажу обо всем отцу и потребую, чтобы он что-нибудь сделал.
— Что ж, я надеюсь, он послушает тебя. И надеюсь, что он поверит тебе.
Последовало долгое молчание.
— Я заставлю его поверить, — наконец сказала Фрина.
— Другого я от тебя и не ожидал.
Она надолго умолкла, и Пан решил попытаться заснуть, но она заговорила вновь:
— Ты не мог бы лечь рядом со мной? Настолько близко, чтобы я чувствовала твое присутствие?
