Бурин словно остолбенел. Наконец дар речи вернулся к нему.
– Откуда… откуда у тебя это? – заикаясь, спросил он.
Горбац молча ткнул пальцем под скамью.
Между скамьей и стеной лежало еще что-то. Можно было подумать, что это просто куча тряпья и веник. Однако куча эта имела слишком упорядоченные формы. Это был скелет, на котором еще сохранились клочки одежды.
– Гном? – спросил громко Альдо.
– Нет, – произнес Бурин, – не гном.
Горбац порылся среди костей и достал какой-то продолговатый предмет.
– Молот, – сказал он и взмахнул им, испытывая оружие. – Хорошо. – Затем, увидев, что Бурин пристально смотрит на него, он наморщил лоб:
– Разве это не молот гномов?
– Молот-то гномий. Снаряжение и оружие происходит из кузниц гномов. Но взгляни…
И Горбац увидел странно исковерканные кости, высокий лоб с отверстием между надбровными дугами, как будто там располагался третий глаз, несоразмерно длинные руки и намного более короткие ноги с уродливыми ступнями.
– Мы называем их карликами, – продолжал Бурин. – Они – рок рода гномов. И наше собственное творение, – добавил он.
– Карлик, – произнес Горбац озадаченно. – Об этом я должен…
– …Поразмыслить, – завершил Альдо.
Гилфалас высказал то, что подумали все:
– Значит, здесь происходил бой между гномами и карликами. И гномы, очевидно, победили.
– Не очевидно, – проворчал Горбац.
Все изумленно посмотрели на него.
– У карликов оружие гномов, – констатировал он. – Так что победили скорее карлики. Но не здесь, а где-то раньше. А если гномы победители – то где они?
Если бы взгляд Бурина мог метать молнии, тогда Горбац был бы сожжен заживо. Однако во взгляде Бурина был не только гнев – оттого, что больг выказал сомнение в превосходстве гномьей расы, – но и потрясение тем, что Горбац способен к логическому мышлению.
– Он не совсем неправ, – подтвердил слова больга Гилфалас. – Здесь, вероятно, произошла только небольшая стычка, и это – павший одной стороны. Кто знает, что стало с другими?
– Это нам не поможет, – проворчал Бурин.
– И куда нам теперь идти? – переменил тему Альдо.
Из сторожевого зала имелось два выхода. Первый, справа, был высоким и узким и вел наверх; другой, слева, – широкий и под стать росту гнома. Он спускался в беспросветную глубину.
– Куда нам, Бурин? – спросил Гилфалас.
Бурин указал на гладкую каменную стену перед ними:
– Туда.
– Я за правый туннель, – высказал свое мнение Гилфалас. – Он, по крайней мере, ведет к свету.
– А я – за левый, – пророкотал Бурин. – Если мы хотим понять, что здесь произошло, нам нужно внутрь горы, ответ – там.
Горбац пожал плечами.
– Этот слишком узок для больга, – кивнул он направо, – а этот слишком низкий. Мне все равно.
– Я тоже не знаю, – сказал Альдо. – Охотнее всего я отправился бы опять наверх, но, может быть, господин Бурин прав.
Все обернулись к Итуриэль, которая молча стояла позади всех. Ее ответ был ясен – она уже давно решила.
– Мы отправимся налево, – произнесла она. – Там, в глубине, что-то зовет меня.
Кап-кап-кап.
Капает вода.
Вода – это пища.
Это оно знало. Оно знало немного, не намного больше, чем животное, состоящее из нюха и вкуса, осязания и слуха. Ведь увидеть в этой всепоглощающей темноте невозможно.
Кап-кап.
Руки с худыми острыми пальцами ощупывают скалу. Скала сырая. Язык облизывает камень, ловит капли, проглатывает сочащуюся влагу.
Вода – это жизнь.
Оно не знает, как долго оно здесь. У него нет представлений о времени. Годы, десятилетия, века
