переговорить с командиром. Передавать сообщение через рядовых стражников я не хотел — простые бойцы вряд ли знакомы с Ярутом, а Мишет точно должен с ним пересекаться по долгу службы. Хотя, может, я зря перестраховывался? Особенно если вспомнить нашу беседу в трактире, когда мне стало казаться, что мой общительный приятель знает если не всех жителей Ирхона, то половину — наверняка.
Пока мы спускались по лестнице, провожаемые любопытными взглядами некоторых разбуженных постояльцев, я успел пожалеть, что поступил так опрометчиво. Надо было после схватки оттащить трупы подальше и спрятать где-нибудь. Сейчас не получил бы проблем на пустом месте. Правда, этот вариант был рискованным — меня могли заметить за переноской дохлых грабителей, так как дело наверняка оказалось бы не из легких и не из бесшумных, а последствия были бы куда хуже...
В общем, к черту сожаления! Уж если ты угодил в собственноручно выкопанную яму, то не нужно сильно расстраиваться, ведь яма, вырытая твоими недругами, оказалась бы намного глубже.
Выйдя на улицу, мы направились в центральную часть Ирхона. Стражники грамотно держали меня в кольце, поэтому, надумай я сбежать, сделать это было бы проблематично. Но таких мыслей у меня не возникало (ага, беги, Форест, беги — арбалетный болт мигом догонит!), я молча следовал за командиром и лишь через пару перекрестков, решив попытать счастья, спросил:
— Господин Мишет, разреши обратиться?
— Говори, — не оборачиваясь, произнес стражник, которому наверняка пришлось по душе проявленное уважение.
Еще бы! Ведь в имперском слово 'господин' (аналогично итальянскому 'синьору') используется не просто как вежливое обращение, а как умышленное подчеркивание статуса того, к кому обращаются, более высокого в социальной лесенке. Именно на такую реакцию Мишета я рассчитывал, и сразу перешел к сути, чтобы не испытывать его терпение:
— Тебе случайно не знаком командир Ярут, который обычно на восточных воротах дежурит?
— Знаком, и что с того?
— А не мог бы ты сообщить ему о том, что меня задержали? Я был бы весьма признателен.
Но командир фыркнул и воскликнул:
— Ага, вот прямо сейчас и побегу!
— Нет, прямо сейчас не нужно, — возразил я, снова принявшись косить под дурачка. — Ярут наверняка спит без задних ног или вообще без сознания валяется, но завтра с утречка...
— Это почему он должен без сознания валяться? — поинтересовался Мишет, покосившись на меня.
Я охотно пояснил:
— Так вчера вечером, когда мы с ним из трактира вернулись, его жена уж больно не в духе была. Наверняка скалкой приголубила, а может, сгоряча за сковородку схватилась — я не особо прислушивался. Решил сбежать подальше, пока и мне не перепало.
Услышав мой ответ, стражники хохотнули, Мишет тоже усмехнулся и протянул: 'Да, Мина это может!', а у меня отлегло от сердца. Я ведь точно не знал, был ли приятель женат, и кому именно принадлежал услышанный мной женский голос.
— Выходит, ты приятель Ярута? — уточнил Мишет, сбавив темп и поравнявшись со мной.
— Ага, — кивнул я.
— И давно вы с ним знакомы?
— Очень давно. С момента нашей первой встречи я успел заработать пяток шрамов, завалить пару сотен опасных тварей на Проклятых землях, накопить немного деньжат и раз десять едва не попасть на тот свет.
Ну не заявлять же, что мы приятельствуем всего дней десять? А так прозвучало достаточно солидно, и ни слова лжи. Вот только командир недоверчиво покачал головой, после чего задумался о чем-то своем. Я не мешал ему — просьба прозвучала, и теперь все зависело от Мишета. Захочет помочь — Ярут узнает о случившемся, захочет устроить подлянку — моя весточка, даже отправленная иными путями, до адресата не дойдет.
— Ладно, как только дежурство закончится, я загляну к Яруту и передам, что ты в остроге, — озвучил свое решение стражник. — Только напомни, звать тебя как?
— Ник Везунчик.
— Ну и прозвище! — удивился Мишет. — А Хинэль не боишься прогневать?
— Не я его выбирал. Знакомые наградили, — пояснил я, равнодушно пожав плечами.
На этом наш разговор завял, как цветок на батарее, а вскоре впереди показались яркие светлячки на металлических держателях, вбитых в стены домов. Похоже, центральный квартал был намного богаче остальных, и на освещении тут не экономили. Мы вышли на небольшую площадь и направились к огромному зданию, которое казалось мрачнее прочих. Возможно из-за того, что все его окна были перегорожены толстыми металлическими прутьями, а стены не украшали балконы, колонны или художественная лепнина.
Судя по всему, это и был тот самый острог, а иными словами — самая обычная тюрьма. Уже вторая в моей 'попаданческой' жизни. Но если в первую я угодил волею случая, который выглядел как хмурые личности в балахонах, то в эту попал исключительно благодаря собственной глупости. А самым обидным было то, что я даже не представлял, хватит ли мне везения вновь обрести свободу.
