описанного случая. В вышеназванный день, 8 апреля 1476 года, в тамбуро было обнаружено обвинение в адрес Леонардо. Дело было передано в суд, но обвинитель так никогда и не был найден, ни один свидетель не появился, и хотя дело попало в суд, в конечном итоге все это ни к чему не привело. Чем был вызван подобный донос? Возможно, сыграла роль зависть. Как же отнестись к этому факту? В наши дни существует тенденция игнорировать этот документ, да и вообще не поднимать вопрос о гомосексуальности Леонардо. Однако некоторые обстоятельства жизни, его замечания о любви, его отношение к женщинам не позволяют нам быть уверенными в беспочвенности обвинений. Вскоре после этого случая Леонардо покинул гостеприимный дом Верроккьо и открыл собственную мастерскую. Неизвестно, на какой улице она была и сколько времени просуществовала, но точно установлено, что Леонардо больше не работал у учителя, и к 1480 году уже сам выполнил несколько крупных заказов.
Какие сюжеты занимали в то время Леонардо? Как свидетельствует Вазари, у Леонардо была привычка бродить по улицам в поисках красивых или уродливых лиц, причем уродства, по его мнению, не следовало избегать. Задолго до знаменитого философа Баумгартена, который полагал, что «безобразное» является не менее значительной категорией эстетики, чем «прекрасное», Леонардо рассматривал уродство как оборотную сторону красоты. Он был «настолько счастлив, когда замечал какое-нибудь забавное лицо, все равно, бородатое или в ореоле волос, что начинал преследовать человека, столь привлекшего его внимание, и мог заниматься этим весь день, стараясь составить о нем ясное представление, а когда возвращался домой, то рисовал голову так хорошо, как будто человек этот сидел перед ним». Да Винчи хранил свои впечатления не только в памяти, он носил с собой книжечку для эскизов, которую советовал иметь при себе и другим художникам, о чем написал в своем большом «Трактате о живописи»: «Ты сможешь частенько поразвлечь себя, когда выходишь отдохнуть и прогуляться на свежем воздухе, если будешь наблюдать и делать зарисовки людей, они разговаривают, или спорят друг с другом, или смеются, или бросаются друг на друга с кулаками… все это ты запечатлишь быстрыми штрихами в маленьком карманном альбомчике, который всегда будешь носить с собой. И пусть в нем будет слегка подцвеченная бумага, чтобы ты не смог стереть нарисованного, а всякий раз должен был перевернуть страничку. Такие зарисовки нельзя ни в коем случае стирать, их надобно сохранять с крайним прилежанием, потому что существует столько форм и действий, что память неспособна их удержать. Поэтому тебе следует хранить эти наброски: они примеры для тебя и твои учителя». Этот отрывок может очень хорошо объяснить, почему сохранилось около 7 тысяч заметок и рисунков, которые он очень редко выбрасывал, но не более дюжины потемневших, плохо сохранившихся картин.
28 декабря 1479 года Леонардо, должно быть, прогуливался по Флоренции со своим альбомчиком. Ему тогда было двадцать восемь лет без нескольких месяцев. За год до этого произошло кровавое, но не слишком удачное покушение на Медичи, предпринятое членами семейства Пацци, и вот теперь один из заговорщиков, который в свое время бежал в Турцию, был возвращен во Флоренцию и повешен на одном из общественных зданий. Леонардо видел тело, видел сочетание страсти, презрения и ненависти на мертвом лице, и сделал набросок. На том же самом листе он пометил: «Маленькая шляпа рыжевато-коричневого цвета, костюм из черного атласа, отороченная черным куртка, голубой камзол, отороченный черным, и белые бархатные нашивки. Бернардо ди Бандино Барончелли. Черные чулки».
О чем свидетельствуют столь бесстрастные слова Леонардо? Неужели об ужасающем равнодушии – разве не мог он, хотя бы одной короткой фразой, выразить свое отвращение, сострадание или любую другую эмоцию? Или же в Леонардо жил прежде всего художник, который в этот момент действовал единственно возможным для истинного творца образом, делая заметки для картины или детального рисунка, который надеялся создать, вложив в него все чувства, но не стремясь сделать это с помощью слов? Никто не может с точностью сказать, как было на самом деле. Следует обратить внимание на слова самого Леонардо: «Живопись представляет чувству с большей истинностью и достоверностью творения природы, чем слова или буквы, но буквы представляют слова с большей истинностью, чем живопись. Мы же скажем, что более достойна удивления та наука, которая представляет творения природы, чем та, которая представляет творения творца, то есть творения людей, каковыми являются слова; такова поэзия и подобное, что проходит через человеческий язык».
В 1481 году, когда Леонардо было двадцать девять лет, он пережил довольно чувствительный удар по самолюбию. Папа Сикст IV, вне всякого сомнения предварительно посоветовавшись с Медичи, пригласил лучших тосканских художников для работы в Ватикане. Среди приглашенных были Боттичелли, Гирландайо, Синьорелли, Перуджино, Пинтурико и Козимо Росселли – казалось бы, все «звезды живописи», но не было Леонардо. В чем была причина такого пренебрежения? Возможно, семейству Медичи была не по нраву неконъюнктурность Леонардо да Винчи – ведь он, в отличие от других художников, не принимал участия в политической жизни Флоренции и, возможно, не питал к ней никакого интереса. А это считалось большой ошибкой в городе, управляемом семейством богатых флорентийских коммерсантов – Медичи, которым было суждено в XVI–XVIII веках стать великими герцогами Тосканскими.
В период раннего Средневековья Медичи имели лишь небольшие земельные участки в долине Муджелло близ Флоренции, но в XII–XIII веках несколько их представителей перебрались во Флоренцию, а уже к 1300 году Медичи входили в местное правительство и гильдию менял. В XIV веке во Флоренции было множество Медичи: в 1373 один из представителей рода сокрушался по поводу того, что в результате эпидемии чумы в семье осталось всего лишь 50 (!) взрослых мужчин. Неудивительно, что между представителями этого семейства существовали заметные имущественные различия: одни преуспевали и выдвигались в городе на первые роли, другие были простыми лавочниками и ремесленниками. Однако даже наиболее состоятельные Медичи хотя иной раз и вступали в брак с представителями социальной и экономической элиты, ни по богатству, ни по статусу долгое время не поднимались до уровня известных банковских и торговых домов, таких как Барди или Перуцци. Среди Медичи были даже бандиты: пятерых членов рода приговорили к смертной казни за разнообразные преступления – от грабежей до убийств. Это создавало всему семейству плохую репутацию, которая, разумеется, не улучшалась от того, что его представители часто затевали тяжбы друг с другом.
Такая репутация и отсутствие единства не позволяли семейству Медичи в XIV веке играть значительную роль в управлении Флоренцией. Недоверие к роду косвенно повлияло на возвышение той его ветви, которая получила впоследствии европейскую известность: поскольку над Медичи тяготели подозрения в политической неблагонадежности, им было запрещено занимать государственные должности. Если не удается добиться славы, нужно добиться хотя бы богатства – так рассудили Медичи и обратили всю свою энергию на предпринимательство. Семейство, наряду с производством шелка и тканей, занялось банковскими операциями и вскоре имело филиалы банков по всей Европе. Такое богатство открывало определенные перспективы в политике. Тем более что в результате неудачной военной кампании против Лукки в 1433 году и учреждения кадастра (особого управления по сбору налогов – прототипа современной налоговой инспекции) – меры необходимой, но вызвавшей недовольство среди горожан – правящая до того верхушка была отстранена от управления городом, а семья Альбицци, ранее возглавлявшая городское правительство, была вообще изгнана из Флоренции. Перспективы для Медичи открывались самые радужные.
Политическая карьера семейства началась с Козимо ди Бичи, который пришел к власти мирным путем, и с этого времени история города шестьдесят лет (1434–1494 гг.) была связана с семьей Медичи. К этому моменту Медичи принадлежали участки земли недалеко от Флоренции, дома и виллы, денежная рента, солидные паи в различных банковских конторах и торговых предприятиях. Козимо же приумножил доставшееся ему по наследству богатство, особенно благодаря торговле. У него были две банковские конторы в Риме, по одной в Венеции, Неаполе, Пизе, Милане, Женеве, Лионе, Авиньоне, Брюгге, Лондоне, два завода по выпуску шерстяных и шелковых тканей. Он торговал всем – и особенно деньгами, давая их в долг князьям и королям. К 1451 году его капитал составил 72 ООО флоринов – огромная сумма, о которой иные короли могли только мечтать.
После смерти Козимо главой рода стал Пьеро, который до 1469 года являлся фактическим правителем Флоренции и, несмотря на тяжелейшую подагру, проявил неожиданную энергию в борьбе с попытками лишить семейство политического веса. Его старший сын Лоренцо, прозванный Великолепным, не только сохранил за семьей ведущие позиции в городе, но и упрочил их. Однако политическое влияние Медичи устраивало не всех, поэтому в 1478 году созрел «заговор Пацци». Недовольные правлением Медичи хотели убить наиболее влиятельных представителей рода – Лоренцо и его младшего брата Джулиано. Но пал от
