годы своей жизни.
Нынче с утра тоже дождь, тучи, туман, сейчас (к вечеру) распогодилось. <…>
Принца Павла вызвал к себе Гитлер. Хозяин Европы вызывает! Что-то выйдет из этого вызова?
Англию, конечно, бомбардируют, —
Так холодно, что затопил с утра. Облака, тучи, просветы, иногда дождь.
В газете ничего особенного. Бьют итальянцев в Албании и в Африке. Вчера в 10 ч. 50 вечера через Ниццу провезли в Испанию гроб Альфонса. Несколько дней тому назад бывший румынский король бежал на автомобиле из Испании в Португалию («avec M-m Loupesku»). Короли бегают!
Три раза в жизни был я тяжко болен по 2, по 3 года подряд, душевно, умственно и нервно. В молодые годы оттого так плохо и писал. А нищета, а бесприютность почти всю жизнь! А несчастные жизни отца, матери, сестры! Вообще, чего только я не пережил! Революция, война, опять революция, опять война — и все с неслыханными зверствами, несказанными низостями, чудовищной ложью и т. д.! И вот старость — и опять нищета и страшное одиночество — и что впереди!
С утра ужасный холод, дождь. Сейчас (4 ч. дня) с запада расчистило, солнце. Но ветер все еще с Италии, и если не повернет, не пойдет с Марселя, не жди ничего хорошего.
Очень грустное впечатление осталось и все еще держится от переписки с клочков моих полудетских записей (1885, 86, 87 гг.). Очень жалко себя.
Солнечное утро, безоблачное небо. Сейчас десять минут двенадцатого, а Г. и М. и Бахрак только что проснулись. И так почти каждый день. Замечательные мои нахлебники. Бесплатно содержу троих, четвертый, Зуров, платит в сутки 10 франков <…>
Газеты: французское правительство решило ни в коем случае не дать Англии захватить французский флот и охранять торговые корабли военными. Значит, Англия намеревается захватить флот? «Лихорадочно» укрепляется Гибралтар.
Греческий премьер заявил, что Греция не уступит ни метра своей «священной земли». Значит,
Югославия подписала с Германией пакт о ненападении и экономический. Рузвельт через югославского посла обратился к принцу Павлу, чтобы тот держался, ибо он, Рузвельт, уверен в победе Англии: это последнее сказано в швейцарской газете — во французских об этом ни слова.
После завтра<ка> по саду. Довольно жаркое солнце. Две ящерицы. Птичка сладко поет, уже по- весеннему. За домом цветет большое старое миндальное дерево — издали кажется, будто бумажными бело-розоватыми цветами. Зеленые подушки из мелкой зелени в мелких ярких фиолетовых цветах. <… >
Вчера вечером был с Бахраком в городе, в том синема, где не был целых 7 лет с лишком, — после того дня, когда сидел в нем с Галиной и вдруг в темноте вошел Зуров и сказал: «телефон из Стокгольма, Нобелевская премия дана вам…» Вчера там пели, играли и плясали испанцы. Заснул в час, выпив — опять! — рюмок пять водки. Нынче проснулся в 8 1/2, но довольно хорошо себя чувствуя. Солнечно, неяркий день, довольно тепло — уже по-весеннему. <…>
Газета: опять о том, что Франция будет защищать французскую Африку (офиц., из Виши). От
Все дни почти сплошь солнечные, но с прохладным ветром. Нынче теплее всего. Все дни ничего не делал — верно, от потери крови. Читал «Русскую мысль» за 904 и 905 г. <…> Рассказы в «Русской мысли» ужасны. Даже не ожидал, что это такое было. Вера уехала к Самойловым. Насчет питания совсем скверно. Я очень похудел. Что будет с Югославией, до сих пор неизвестно.
Солнечно, облака, почти совсем тепло. Утром прогулка через лес.
Греки сообщают о провале итальянского наступления в Албании. Англичане продвигаются к Аддис- Абебе. <…> Гитлер опять говорил — «в день героев» (вчера). Опять обрисовал положение Германии после Версаля, опять сказал, что Германия «все-таки» не хотела войны, что ответственность за нее падает на таких господ, как Churchill, и на масонов и на евреев, затем «выразил веру» в победу Германии, в новое, прекрасное устройство Европы после победы <…> Говорил вчера вечером и Рузвельт о помощи Англии, Греции и Китаю, — с необыкновенной твердо<стью> сказал, что Америка даст им «все, все»: «корабли, авионы, продовольствие, пушки, танки и т. д.» и что эта дача уже началась.
Солнечный холодный день.
Вчера перед <пропущено слово> начал писать «Натали Станкевич», писал и после обеда почти до часу, пил в то же время коньяк, спал мало, нынче еще не выходил на воздух (а сейчас уже почти пять), все писал — словом, веду себя очень глупо, но, дай бог не сглазить, чувствую себя не плохо: верно, оттого, что принимаю уже дней пять Pancrinol, по три ампулы в день.
Вечер. Обед: голый гороховый суп, по две ложки шпинату, варенного в одной воде и ничем не приправленного, по одной кудре такой же цветной капусты, по 5 фиников. <…>
В каких страстных родах двух чувств — ненависти к врагам и любви к друзьям — живу я почти непрестанно уже более четверти века, — начиная с 14-го года!
Сейчас, в 10 вечера, проветривал в темноте комнату, стоял возле открытого окна — дружно орут первые лягушки. Весна. Все последние дни солнечно, но все еще прохладно не на припеке. Все дни сидел почти не вставая, писал «Натали».
В шесть вечера кончил «Натали». Серо, холодный ветер, то и дело по стеклам дождь.
Переворот в Югославии, взошел на престол Петр II, Павел бежал в Афины. Озлобление против немцев (по газетам) — страшное. <…>
31 марта послал заказное в Виши насчет денег мне из Белграда и такое же грасскому сборщику податей о своих доходах за 40-й год — не показал, разумеется, ничего. <…>
Вчера в 12 1/2 дня радио: немцы ночью вторглись в Югославию и объявили войну Греции. Начало страшных событий. Сопротивление сербов будет, думаю, чудовищное. И у них 7 границ и побережье!
В 4 поехал в Cannes, отвез Барсукову, едущему в Америку, пакет с рукописями всей своей новой книги — кроме «Натали», для передачи Алданову. Второй отдел кончается 185-й страницей. <…>
Забыл: вчера же другая огромная весть: англичане взяли в субботу вечером Аддис-Абебу. <… >
Проснувшись около 8, лежал, покорно думая: ну, что ж, если даст Бог веку, надо жить, смирившись. <.>
