Том 6. Публицистика. Воспоминания

государственного права. После вынужденного оставления кафедры в Московском университете уехал в Париж, где основал Высшую русскую школу социальных наук. Был хорошо знаком с Чеховым, написал о нем воспоминания.

Юрасов H. Н. — русский консул в Ментоне.

…Амфитеатрову… о моем рассказе «Чернозем»… — В письме от 13 апреля 1904 г.: «…прочел и великолепный рассказ Бунина „Чернозем“. Это в самом деле превосходный рассказ, есть места просто на удивление, и я рекомендую его вашему вниманию» (Чехов, т. XX, с. 280).

Чехов М. А. (1891–1955) — выдающийся актер театра и кино, режиссер 2-го МХТ, племянник А. П. Чехова, автор «Воспоминаний», широко рисующих общественно-культурную жизнь России начала XX в.

Гольцев В. А. (1850–1906) — публицист и журналист, редактор журнала «Русская мысль».

Чехов И. П. (1861–1922) — педагог, брат А. П. Чехова.

Южин (Сумбатов) А. И. (1857–1927) — артист и драматург, народный артист РСФСР. Режиссер и управляющий труппой, а после Октябрьской революции — директор Малого театра.

…стихами в «Русском богатстве»… — Речь идет о стихотворении Н. Ведкова «В ожидании утра» (журн. «Русское богатство», СПб., 1899, № 5).

Андреевский С. А. (1847–1919) — поэт и литературный критик.

Авилова Л. А. (1865–1942) — друг Чехова и, по утверждению ряда исследователей, его главная потаенная любовь. Писательница, автор воспоминаний о Чехове. Переписывалась с Чеховым с 1892 г. и до конца его жизни. Письма Авиловой Чехову были возвращены ей, по ее просьбе, после смерти Чехова и остались неизвестными. Воспоминания о Чехове были опубликованы уже после смерти Авиловой в сборнике «А. П. Чехов в воспоминаниях современников» (М., 1947).

Бунин был знаком с Авиловой и неизменно ценил ее, видя в ней редкостную натуру с глубокой внутренней духовной жизнью. В мае 1917 г. он охарактеризовал Авилову в беседе со своим племянником Н. А. Пушешниковым: «Она принадлежит к той породе людей, к которой относятся Тургеневы, Чеховы. Я говорю не о талантах, — конечно, она не отдала писательству своей жизни, она не сумела завязать тот крепкий узел, какой необходим писателю, она не сумела претерпеть все муки, связанные с литературным искусством, но в ней есть та сложная таинственная жизнь» (ЛН, т. 68, с. 402).

…о ком сказал Саади… — Бунин цитирует главу 8 («Об искусстве обращения с людьми») книги персидского поэта Саади «Гулистан» («Цветник роз»).

Комиссаржевская В. Ф. (1864–1910) — артистка; в 1904 г. основала свой театр в Петербурге.

…стоит всего Брюсова и Урениуса… — Возможно, Чехов имеет в виду поэта- символиста Коневского (Ивана Ивановича Ореуса; 1877–1901).

Гиляровский В. А. (1853–1935) — поэт, беллетрист и журналист, оставивший воспоминания о Чехове.

…которое так хорошо назвал… Толстой. — Отзыв Л. Н. Толстого приведен секретарем писателя H. Н. Гусевым («…это новое искусство, новая поэзия, как стихи Бальмонта, — какая-то пересоленная карикатура на глупость. Я в них ничего не понимаю». — Гусев H. Н. Два года с Л. Н. Толстым. М., Посредник, 1912).

Книжечка с пышным заглавием — сборник рассказов и стихотворений Л. Н. Андреева и И. А. Бунина (Одесса, 1903).

…отчитал он Лику Мизинову… — Имеется в виду письмо Л. С. Мизиновой от 27 июля 1892 г. (Чехов, т. XV, с. 412).

Соловцов (Федоров) Н. Н. (1856–1902) — артист театра Корша, впоследствии антрепренер Киевского театра. С успехом играл в водевиле Чехова «Медведь», который посвящен ему автором.

Из книги «Воспоминания»^*

Впервые — Воспоминания. Париж, 1950 г. До выхода книги ряд отрывков печатался под рубрикой «Автобиографические заметки» в нью-йоркской газете «Новое русское слово».

Тональность этой книги, в привычном толковании, определяют резкие, порой несправедливые и субъективные оценки, которые Бунин дал многим писателям-современникам — А. Блоку, К. Бальмонту, В. Брюсову, Ф. Сологубу, В. Маяковскому, Н. Гумилеву, 3. Гиппиус, В. Хлебникову, М. Волошину и т. д. Все это объясняет сложное отношение к бунинским воспоминаниям со стороны эмигрантских кругов. Близко знавший Бунина журналист Андрей Седых вспоминает: «Летом сорок девятого года мы гостили в Париже и несколько раз бывали у Буниных, — главным образом на литературных „четвергах“… На одном из „четвергов“ Бунин прочел нам главу из своих „Воспоминаний“. Был он превосходным чтецом, но на этот раз быстро устал, — он был уже совсем болен, вышел к гостям в халате и весь вечер сидел в кресле, прикрытый пледом. Когда он кончил читать, в комнате наступило неловкое молчание… Н. А. Тэффи принялась что-то торопливо искать в своей сумочке. Г. В. Адамович сидел с красным от волнения лицом, — многих из тех, о ком говорил Бунин, он знал лично и расценивал совсем иначе. Иван Алексеевич поглядел вокруг, понял и обиделся.

— Что же вы молчите?

Чтобы выйти из неловкого положения, я шутливо сказал:

— Ну и добрый же вы человек, Иван Алексеевич! Всех обласкали» (Седых Андрей. Далекие, близкие. Нью-Йорк, 1967, с. 228–229).

По словам Г. Адамовича, подробно разобравшего книгу, Бунин «отнесся к своему времени с высокомерием наполовину основательным, наполовину ошибочным, и оттого, читая его „Воспоминания“, хочется воскликнуть: как верно и до чего неверно!» (Адамович Г. Одиночество и свобода. Нью-Йорк, 1955, с. 110).

И все же будет справедливо внести в эту ставшую традиционной оценку некоторые новые акценты. За действительно односторонними характеристиками, которые нередко давал автор современникам, терялось то позитивное начало, под знаком которого написан ряд принципиально важных для понимания Бунина глав. Это прежде всего воспоминания о Л. Толстом и Чехове, выдержанные в тонах глубокого пиетета (они вошли составной частью соответственно в книги «Освобождение Толстого», «О Чехове» и поэтому в данном томе публикуются в других разделах), а также о Рахманинове, Шаляпине, Эртеле. Немало добрых слов сказано Буниным о реалистическом таланте Куприна, которого он высоко ценил. В исключительно уважительном духе выдержаны главы «Семеновы и Бунины», «Его высочество», «Джером Джером». Все это, кажется, позволяет не согласиться с эмигрантской критикой, которая подчас за «деревьями» не видела «леса». Да, в оценках Бунина несправедливого очень много. Но ведь нельзя подходить к ним (и к нему) как к литературоведению, нельзя не учитывать особенностей необыкновенно эмоциональной, «взрывчатой» его художественной натуры. Это отмечали не раз и В. Н. Муромцева-Бунина, и племянник писателя Н. А. Пушешников (в дневнике своем свидетельствующий, что среди «своих» прозвище у Бунина было «Судорожный»), и Г. Н. Кузнецова, записавшая, к примеру, в «Грасском дневнике»: «Конечно, многое надо отнести за счет обычной страстности И. А. Он кричал, например, вчера о Блоке: „лакей с лютней, выйди вон!“, чем заставил меня искренне расхохотаться, после чего стал смеяться и сам». И вот эта-то страстность, а также производная от нее пристрастность резко сказались на бунинских оценках — в дневниках, воспоминаниях, публицистике. Однако, быть может, именно в этой-то «страстности», даже и включая несправедливые крайности, и заключена некая ценность — только его, «бунинского» взгляда на искусство, литературу, современников…

И еще одно обстоятельство. Как и во многих его художественных произведениях, главным положительным героем и здесь выступает сам Бунин, с его мерой требовательности и высоким духовным, нравственным началом.

Автобиографические заметки