— Ура, друзья! — вскричал майор, переводя лошадь в галоп. — Два дня отдыха в этом местечке не помешают, не правда ли?
Наш старый друг скакал метров на двадцать впереди, и все пришпорили коней, чтобы как можно скорей выбраться из пекла.
Когда Харви пересекал последние метры раскаленной местности, спеша укрыться в столь желанной тени, его кобыла слегка задела боком огромный эвкалипт. Нам показалось, что от дерева отвалился кусок коры и упал позади седла. Вдруг животное подпрыгнуло, словно обезумев, и менее опытный наездник, чем майор, несомненно бы свалился. Потом лошадь встала на дыбы, начала лягаться и брыкаться, а затем помчалась как стрела. Грива ее развевалась, она жалобно ржала, словно от сильной боли.
— Вперед, господа! — скомандовал лейтенант Робартс. — Случилось что-то необычайное. Поспешим, не жалейте коней!
С десяток наездников вознамерились помчаться вдогонку.
— Нет, господа, оставайтесь, не надо всем. Месье Б., вы со мной, и вы тоже, Ричард! Том, следуй за нами, хорошо? Вперед!
— Бедный мастер Блек! — проворчал Том, поглаживая своего скакуна. Он не без основания опасался мчаться на нем с такой бешеной скоростью.
Мы летели как ласточки за лошадью, которая неслась, закусив удила. Всадник уже не мог ничего с ней поделать.
— Если бы всадить взбесившейся гнедой пулю в круп, — произнес Робартс, человек редкого хладнокровия и необычайно меткий стрелок, — она бы сбавила скорость.
— Ни в коем случае не делайте этого, — возразил я. — Конечно, я не боюсь, что вы раните майора, но при таком аллюре, если лошадь упадет, всадник погибнет.
Прошло четверть часа. Расстояние между нами и майором, составлявшее метров триста, значительно уменьшилось. Его кобыла, совершений измученная, начала хрипеть; прерывистое дыхание вырывалось из раздутых ноздрей. Скоро замотав головой из стороны в сторону, она два или три раза споткнулась и тяжело повалилась на бок.
Старый офицер, служивший в Индии, безупречный наездник, оказался на ногах благодаря тому, что некогда занимался вольтижировкой[94].
— Слава Богу, мой друг! У вас все в порядке?
— У меня — да. Но я не знаю, что творится с этой тварью — она словно взбесилась!
Когда мы спешились, безумица сделала отчаянное усилие, чтобы подняться и снова попытаться бежать, но наездник сумел удержать повод в своей железной руке, заставив ее лежать на месте.
Тут мы увидели то, что вызвало сей сумасшедший бег. На крупе, растянувшись и спустившись по бокам, находилось страшное безымянное нечто — шероховатое и дряблое одновременно, напоминавшее грязно-коричневый вздутый нарост. Оно сжимало несчастную и, казалось, составляло единое целое с ее окровавленной кожей.
— Какое жуткое животное! — прокомментировал я с отвращением. — Никогда не видел ничего более мерзкого.
— Вай ненд, — спокойно сказал Том, выхватывая длинный нож из ножен. — А, ты ешь лошадиную кровь! Погоди!
Слова австралийца не расходились с делом. Славный старый абориген разрезал во всю длину безымянную «вещь», и ее плоть, вязкая и дряблая, заскрипела под стальным лезвием. Обнажилось нутро, полное крови, как у насосавшейся пиявки. Несколько секунд спустя это «нечто» комком грязного белья упало на землю.
Лошадь, вскоре успокоившись, повернула умную голову к своему спасителю, а потом попыталась зализать свои бока, по которым сочилась кровь из более чем сорока маленьких отверстий.
Пока Том обмывал свежей водой ранки скакуна, мы с легко объяснимым любопытством рассматривали нелепое создание, бившееся в последних судорогах.
Существо это, шероховатое, как кора эвкалипта, имело примерно семьдесят сантиметров в длину, двадцать в ширину, восемь в толщину и сужалось к концам. У него не было ни головы, ни глаз.
Я перевернул его ногой, и мы увидели живот, страшный и отвратительный.
Расположенные в три ряда семьдесят пять или восемьдесят отверстий, напоминающих присоски осьминога, расширялись, образуя, как у пиявки, ряд карманов. И действительно, это была живая кровососная банка.
Том, наш опытный профессор по местной фауне и флоре, объяснил, что вай ненд обычно обитает в углублениях стволов и там ожидает свою добычу, о появлении которой его предупреждают несколько высокочувствительных волосков, — единственный орган осязания, которым он обладает.
Занимается этот вампир тем, что сосет сок молодых деревьев, кровь животных с редкой шерстью, лягушек, ужей и голых аборигенов, которых застигает врасплох, впиваясь в них с такой силой, что только смерть может заставить его покинуть свою жертву.
После маленькой лекции аборигена мы вернулись во временный лагерь, где остальные участники экспедиции уже волновались по поводу нашего долгого отсутствия. Два столь ужасных потрясения в одно утро, это уже чересчур, особенно для путешествующих в Австралии, не таящей, казалось, в себе особенных опасностей.
МакКроули курил сигару, растянувшись в тени исполинской софоры, опустившей ветви почти до земли, наслаждаясь тенью как сибарит[95].
— У нас нет никакой свежей пищи, — произнес он жалобно. Моральные переживания никогда не отражались на его аппетите.
— Не беспокойтесь, дорогой лейтенант, — заметил я. — Вам же обещали зажарить на завтрак одного из красивых голубых ара, таких жирненьких и вкусно пахнущих…
— Пожалуйста, прекратите эти гастрономические описания, — взмолился с комичным отчаянием чревоугодник.
— Кстати, Робартс, посмотрите, как Том отечески выхаживает «мастера коня», в которого вы хотели пустить пулю.
— Погодите, у меня идея.
— Говорите, дружище!
— Мне жаль МакКроули. Без подходящего жаркого день для него потерян…
— А… я угадал: вы хотите раздобыть длиннохвостого попугая-ара.
— Именно.
— Робартс, — возликовал МакКроули, — ваша дружба для меня — величайшее благо. Благодарю вас, я согласен потерпеть, а пока посплю немного…
— Нет, нет, вы пойдете со мной. Я хочу подстрелить для вас одну из заманчивых птиц, разворковавшихся там, на высоте ста двадцати метров.
— Ну так и стреляйте, дружище!
— Однако я хочу продемонстрировать свою меткость, и мне будет приятно видеть ваше восхищение.
Лейтенант нехотя поднялся, надел парусиновую каскетку с надзатыльником, чтобы не обжечь шею на солнцепеке, и присоединился к нам.
Робартс захватил свой карабин, стреляя из которого в тире показывал чудеса.
— Не иначе как вы решили удивить компанию чем-то из ряда вон выходящим, мой друг!
— Это уж точно, — вставил Сириль, плетущийся сзади, подволакивая ногу. — Чтобы сбить сидящую так высоко птицу, нужно быть воистину очень ловким и метким.
— Вы преувеличиваете, но через шесть секунд птица упадет на землю.
— Вполне возможно, ведь вы так лихо стреляете, лейтенант! — Сириль говорил с искренним восхищением.
Тем временем Робартс, выставив вперед левую ногу, медленно поднял карабин. Через две секунды из ствола вылетел белый дымок и прозвучал резкий звук выстрела, сопроводившийся свистом. Попугаи испуганно разлетелись, и только один, вцепившись лапкой в ветку и отчаянно крича, продержался мгновение на макушке дерева, а потом оторвался от своей опоры и стал медленно падать, распластав
