Эти явления неразличения, вероятно, также связаны с тем, что мы уже отметили, изучая «почему». Действительно, мы видели (часть I, глава V), что большое количество детских «почему» в возрасте младше 7—8 лет свидетельствует о неспособности различения, когда причина смешивается с основанием, с мотивом, а отсюда — в известном смысле со следствием.
Таким образом, кажущиеся перестановки причинного отношения, вызванные нашими опытами, как будто бы составляют искомое доказательство реальной важности явления соположения: привычка детей попросту ставить рядом свои последовательные суждения, вместо того чтобы их соединять, свидетельствует о трудности оперировать связями в речи. Первоначально ребенок воздерживается от выражения связи, потому что он ограничивается переживанием того, что можно было бы назвать обыкновенным «чувством связи». Но он не способен различить, какого именно рода такая связь. Потом из этих смутных связей выделяются постепенно связи причины, следствия и цепи. Когда названные три отношения начинают различаться (к 7—8 годам), тогда только появляется в качестве автономной и отличаемой связь вывода (логическое оправдание).
Вскоре, впрочем, мы увидим, что то же самое происходит со всеми союзами, которые ребенок знает плохо. Когда его просят закончить фразу, содержащую «хотя» (quoique) и т. д., то ребенок, вместо того чтобы сказать, что не знает этого слова, хорошо чувствует, что данный термин должен означать какую-то связь: тогда он всегда выбирает связь самую простую или, более того, наиболее неопределенную, такую, которая могла бы быть выражена простым «и». Нет ничего более естественного, что то же самое долгое время происходит и с союзом «потому что», иногда в спонтанном стиле ребенка (впрочем, такие случаи редки, ибо он как раз всячески избегает в своем стиле ясного выражения связи), но особенно в таких экспериментах, как дополнение фраз.
Можно ли сказать, что в этом случае обсуждаемые здесь ошибки в действительности грамматического свойства и не затрагивают мысли ребенка? С таким истолкованием можно соглашаться по отношению к «ибо» (car) и противительным союзам, но оно неверно по отношению к «потому что», которое появляется спонтанно в языке детей с 3—4 лет. Следует заметить, что мы здесь нисколько не касаемся проблемы причинности. Чтобы изучить эту проблему, нужно проанализировать конкретные представления детей, заставить их говорить о природе или же произвести вместе с ними маленькие опыты, которые затем они должны комментировать. Если при этом будет наблюдаться смешение причины со следствием или с логическим доводом, то это уже другой вопрос. Ведь то, что мы сейчас изучаем, это просто-напросто словесное выражение причинности или, если хотите, изложение причинной последовательности. Мы утверждаем лишь, что в этом изложении ребенок не способен отчетливо различать связи причинные, следствия и оправдания (хотя бы он и различал их во время конкретного наблюдения), то есть не способен приписывать каждой из этих связей постоянную функцию речи. Короче, это сводится к тому, что ребенок не умеет связно излагать, он не следует ни порядку логического доказательства, ни порядку причинному, но смешивает один с другим. Это как раз то, что мы наблюдали по поводу построения объяснений, которые дают дети (часть I, глава III, § 5)[69].
Можно, наконец, спросить себя: когда исчезает стадия, на которой ребенок соединяет различные эмпирические связи в одну неотчетливую связь? Иными словами, с какого возраста дети умеют правильно дополнить фразу, содержащую эмпирическое «потому что»? Из наших качественных анализов, как кажется, следует, что возраст в 7—8 лет отмечен уменьшением соположения. Можно ли проверить эту гипотезу путем коллективной анкеты? Для этого мы дали 180 детям в возрасте от 7 до 9 лет в городских школах Женевы две следующие фразы, которые нужно было дополнить:
1. «Завтра я не пойду в школу, потому что...».
2. «Этот человек упал со своего велосипеда, потому что...».
Первая из этих двух фраз правильно дополнялась (85% мальчиков в возрасте от 7 до 8 лет и 95% — в возрасте 9 лет).
Известно, что испытание считается удавшимся, когда 75% детей одного возраста отвечают правильно. Вторая из этих фраз в этом смысле еще не удается детям в 7 лет (70%), но она верно дополняется в 8 лет (77%).
Можно, таким образом, допустить, что в среднем правильное употребление эмпирического «потому что» начинается с 7—8 лет.
§ 4. Связь вывода и логические «потому что» или «ведь»
Если смешивание того, что касается эмпирических связей, обозначаемых «потому что», действительно таково, как мы это только что наблюдали, то нужно ожидать, что и связь вывода не будет употребляться правильно ранее 7—8 лет. Связь вывода, или логическая, — это именно та, которая соединяет не факт с фактом, но основание с выводом или, если угодно, суждение с его доказательством (с его логическим антецедентом). Таким образом, можно высказать гипотезу, что происхождение связи логического вывода двойственно или, по крайней мере, представляется в двух взаимодополняющих видах.
С одной стороны, как нам показало изучение «почему» (часть I, глава V) и изучение эмпирических «потому что», у ребенка младше 7—8 лет имеется тенденция попросту смешивать отношение причинное с отношением логическим: он понимает мир как созданный вполне разумной человеческой деятельностью (он исключает, например, идею случая и т. д.), а поэтому он и не различает причины явления и психологического или логического мотива, который руководил бы людьми, если бы они сами производили эти явления. А поэтому лишь после 7—8 лет, то есть после того как наивный реализм существенно уменьшается, различные типы связей начинают ясно отличаться одни от других и связь логического вывода может становиться автономной.
С другой стороны, отношение логического вывода имеет своим источником главным образом отношение психологической мотивации: ведь оправдать суждение — это значит мотивировать акт известного рода, который состоит в словесной передаче действия вместо материального выполнения этого действия. Чем больше ребенок будет осознавать себя, тем большее значение будут получать «потому что» логического оправдания по отношению к «потому что» психологической мотивации. А мы видели выше, что главный фактор, толкающий ребенка к осознанию самого себя и своих побудительных мотивов, — это контакт с другими индивидуумами, и в особенности противоположения его мысли мыслям других. До таких толчков социального характера ребенок склонен непосредственно верить всем гипотезам, которые проходят через его сознание, не испытывая потребности в доказательстве и не обладая способностью осознать с целью доказательства мотивы, которые им действительно руководили.
В итоге связь логического вывода следует двояко из связи психологической мотивации: или когда ребенок приписывает природе намерения и мотивы, как это бывает до 7—8 лет, и смешивает таким путем логические связи со связями причинными и психологическими, или когда, как это наблюдается также до 7—8 лет, детский эгоцентризм мешает тому, чтобы потребность в отыскании объективных доказательств (то есть годных для всех) заместила собой потребность в простой субъективной мотивации.
Если эти выводы точны, то, значит, логические связи должны развиваться после 7—8 лет, что мы, впрочем, показали в § 2 и в главах II, III и IV части I: анализируя их, следует заметить, что развитие логических связей соединено с осознанием процесса собственной мысли.
Чтобы проверить первое из этих утверждений, можно заняться исследованием, в каком возрасте дети способны дополнять фразы, содержащие логические оправдания. Мы проделали опыт с теми же самыми 180 детьми, о которых шла речь в предшествующем параграфе, пользуясь двумя следующими предложениями:
1. «Поль говорит, что он видел, как маленькая кошечка проглотила большую собаку. Его друг говорит, что это невозможно (или глупо), потому что...».
2. «1/2 от 9 не 4, потому что...».
