ног. Острая лодыжка коснулась ноги Моны. Никто не пошевелился. Певица пела, глядя в глаза Моны. Мона не отступила… Глаза Абдула ярко горели в ночном лесу. Лайза глядела настороженно. Она всегда была на шаг впереди. На два шага. Роб улыбался. Певица глядела на Лайзу, оценивая ее. Она заметила ее беспокойство и захохотала в песне, потому что ей было наплевать. Зал принадлежал ей. Она чувствовала, как коллективное сердце бьется на ее ладони. Никто не смел прикасаться к ней, потому что она держала микрофон. Это и хлыст, и дубинка, и оружие, которое давало ей тотальный контроль, и это ей нравилось.
Ее глаза переместились на Роба.
— Я балдею от
— О-го, — пробормотала Мона.
Абдул взглянул на Лайзу. Та сидела, словно проглотив аршин, улыбка сфинкса таинственно лежала на ее лице.
Следующую часть сонга пианист исполнял один. Его пальцы переливались вверх и вниз по клавишам, закапывая мелодию в хитрый камуфляж его собственных импровизаций. Он улыбался в потолок. Он улыбался сам себе. Его умные ноты пронизывали воздух в дымном зале. Певица была не в тайм ауте. Она просто зашлась в экстазе. Она упала на колени и виляла задом. Рядом с ее вибрациями сестра Кейт показалась бы дилетанткой. Она отбросила назад голову и хохотала, и хохотала, а потом прошла между вытянутых вперед ног Роба Санда, словно получила приглашение. Он не стал отодвигаться от нее. Он просто сидел неподвижно, ошеломленная и довольная улыбка осветила все его лицо. Пианист уже зашелся в каком-то кульминационном взлете. Певица тоже. Она повернулась и продемонстрировала Робу свое платье с открытой спиной. В вырезе виднелось начало ложбинки между ягодицами. Она виляла задом из стороны в сторону, чтобы Роб смог разглядеть, что она не носит трусиков. Прожектор настиг ее, и она продемонстрировала это остальному залу тоже. Потом она уселась к нему на колени.
Она повернулась и приблизила свои губы к его лицу, обернувшись через плечо, пока микрофон не стал касаться одновременно его и ее губ.
— Я не балдею от кокаина, — выдохнула она.
Лайза Родригес не произнесла ни звука. Она по-прежнему улыбалась, но уже не сидела неподвижно. Она протянула руку к открытой бутылке шампанского и вытащила ее из ведерка со льдом. Официант метнулся вперед, чтобы помочь ей наполнить бокал, но он неправильно истолковал ее движение. Лайза держала бутылку одной рукой, возле донышка. Затем, неторопливо, словно преподнося сюрприз, она осторожно перевернула ее и воткнула, словно кинжал, в восхитительный вырез певички. Луч прожектора заморозил действие. Два жемчужных холмика плоти были разделены морозным зеленым кольцом бутылочного дна. Очертания бутылки вздутием обозначились под облегающим платьем. Горлышко разделило пополам ее торс. Отверстие оказалось на уровне пупка. И там вино начало бить, словно гейзер из подземного источника. Оно счастливо булькало среди тонкого, блестящего материала и собиралось лужей на лоне певицы. Оттуда, постоянно пополняясь, оно утекало между ее ног на ту часть Роба Санда, где обосновался ее зад. Пианист все еще бренчал, однако сонг умер в глотке певицы.
— О, мать вашу так! — завизжала она.
— Надо же, — сказал Абдул, которого вырастила нянька из Англии.
— Отлично исполнено, Лайза! — с восторгом сказала Мона.
— Убирай свою жопу с колен моего парня, — зашипела Лайза Родригес.
— О, проклятье! — сказал Роб Санд.
И снова никакого принуждения вроде бы не было, однако им показалось, что вежливей было бы удалиться. На улице дул теплый бриз. Роб тер свои намокшие брюки.
— Проклятье, Лайза, я не просил ее садиться на меня.
Он злился.
— Я тоже, Роб, — сказала Лайза. Для нее это уже было делом прошлым. Вот в чем состояло преимущество спонтанной молниеносности. Ты находила выход из ситуации. Ты одерживала верх. Певичка была разгромлена. Лайза победила. Это привело ее в прекрасное расположение духа.
— Та детка уж точно обалдела не от шампанского, — хихикала Мона.
— А я бы выпил еще того бренди, — сказал Абдул. Где бы они теперь ни остановились в дальнейшем, он постарается выпивать все быстро.
— Я
— Ты высохнешь, лапушка, — сказала Лайза. Она взяла его руку, крепко обхватив ее своими обеими руками и прильнув к нему. — Я виновата, лапушка. Я стала ревновать. Я ревнивая.
— Однако… по-моему, с тобой идти куда-то — все равно что на войну, — заявил Роб, стараясь как-то нанизать на одну нитку весь этот необычный вечер.
— Но зато ты всегда будешь на стороне, которая побеждает, — заверила Лайза, сжимая его руку. Он слабо улыбнулся, затем улыбка расползлась по лицу.
— Господи! Я не знаю, Лайза. Ты безумная.
— Без ума от тебя.
— Вы счастливый парень, мистер Санд, — завистливо сказал Абдул.
— И ты тоже, мой козлик, — сказала Мона, пиная его в голень.
— Ха! Ха! Мона, — процедил Абдул сквозь зубы.
— Ну, куда пойдем? — спросила Мона.
— Могу я предложить что-нибудь не столь шикарное? — осведомился Абдул. — Что-нибудь более неформальное и чтобы соответствовало настроению вечера.
— «Островной Клуб», — сказала Лайза.
— Звучит так, словно там сплошные братья и сестры, — заметила Мона.
— Да, и там всем будет наплевать, что Роб наделал в штаны, — засмеялась Лайза.
— Я не наделал в них. Это ты наделала. — Но я хочу наделать дел вместе с ними.
Он отскочил от нее, когда она напала на него, смеясь ей через плечо и сделав вперед несколько шагов.
— Мы любим тебя, Лайза Родригес, — закричал какой-то парень с другой стороны улицы. Она махнула ему в ответ. Очень скоро ее именем назовут какую-нибудь улицу. Это ей нравилось. Вечер нравился ей тоже. Маленький Абдул со своим бумажником появился кстати. У Моны, по крайней мере, энергия била через край. И Роб был большой-пребольшой целью в ее планах.
— Пошли, — сказала она.
У входа в «Островной Клуб» красной веревки не было. Просто зияла черная дыра. Из нее выбивались шумы и запахи, которые с таким же успехом могли вырываться из адских котлов.
Абдул с подозрением поглядел на все это.
— А вы уверены, что это место нам подходит? — осведомился он. Отсутствие ответа было подтверждением.
— Это мой город, — сказала Лайза. Они вошли в темноту. В клубах дыма на платформе играли музыканты. Люди прильнули к длинным перилам, точно опасались, что упадут в какую-нибудь безымянную яму. Вдоль стены там и сям стояли несколько столиков, где посетители ели пищу, которая вполне могла быть «душой грешника». Танцевальная площадка под оркестром переполнена. Воздух был густым от вони марихуаны, пота и рома. В задней части зала виднелся свободный столик. Они двинулись туда. Абдул прикрывал уши от оглушительной музыки. Они сели. Сутулая официантка подковыляла к ним. Тут шампанского не подавали. Абдул был вне себя. Лайза заказала бутылку «Маунт Гей», кувшин апельсинового сока и четыре фужера.
— Вот где мы и посидим, — заявила она.
— Эй, арабский шейх, пошли танцевать, — сказала Мона. Она встала и закрутила своими приманками перед носом Абдула. Пробудившееся либидо вывело его из мрачного настроения. Лайза и Роб остались вдвоем.
— Нравится? — спросила она.
Он с улыбкой повернулся к ней.
