хорошие, но вот эти вот столетия передельной общины приучили к постоянному переделу того, что есть. И вот эта передельная ментальность была привнесена сюда, в город.
И корни российской коррупции, наши власти пытаются с ней бороться с этой коррупцией, и надо с ней бороться, и надо ее выкорчевывать, все это понятно. Но ее исторические корни коренятся во многом в русской передельной общине. Это страшная трагедия, но это и некоторая данность, с которой мы должны, ну, как бы сообразовывать свои действия. То есть, моя задача в сегодняшней лекции, в лекции прошлой, показать вам , что традиции, которые могут нравиться или не нравится, существуют. Они живут. Они не действуют автоматически. Они могут спрятаться, как, например, традиция передельной общины может спрятаться в городе, и мы можем не узнать, откуда этот постоянный передел вот этой вот вещественной субстанции, постоянный передел денег, или как у нас говорят, попилить бюджет, и так далее и так далее. Откуда эти инстинкты, которые у русского человека?
Да, они коренятся в социальном, культурном, во властном, в политическом развитии и так далее. Приходит много нового, но остаются вот эти вот вещи. Всякий ответственный современный российский человек, когда думает о будущем, когда пытается оценить настоящее, должен обязательно принимать во внимание эти реалии, которые не предопределяют нашу жизнь, но во многом ее определяют, но во многом ее формируют, во многом ставят некий коридор возможности. И мы должны точно знать, что мы никогда не превратимся в Швейцарию, но и не станем Китаем.
Когда нам говорят, что надо было брать пример не с Америки, а с Китая, там удачно он развивается. Это все ерунда. Это совершено другая страна, другая культура, другие институты, другие традиции действуют. Но то же самое, как в Америке, как в Швейцарии и так далее и так далее. Мы идем своим путем, путем поражений и побед, путем, так сказать, отставаний, догоняний и так далее. Но это свой путь со своими традициями.
И вот в рамках этого пути и надо выбирать те примеры, например, те исторические эпохи, когда нам удавалось каким-то образом составить такую комбинацию наших традиций, такие заимствования и инновации, привлечь которые давали подъем. И часто это бывает совсем не те эпохи, о которых мы думаем. Если бы у меня было больше времени, я бы вам рассказал о подъеме перед реформами Грозного. А мы говорим, Грозный, попытка модернизации…. О подъеме во времена Софьи и Федора Алексеевича и князя Голицына до Петра, о подъеме при Николае Втором, который оболган всеми справа налево, а при нем были величайшие реформы и прочее, прочее, прочее, и многое другое.
И я думаю, что у России есть большие шансы для движения вперед при условии, если русские умные, российские, не только русские, российские, умные, образованные и культурные люди будут не только хорошо знать вот реалии современного мира и потребности сиюминутного сегодняшнего, но они будут знать собственную историю. И они будут понимать, что, откуда растет? Что можно сделать, а что сделать нельзя.
Я надеюсь, что нам это удастся сделать.
Вопрос: Вы говорили о тесной связи военной потребности армии и элиты. Тогда, исходя из цепочки, как Вы можете оценить положение современной элиты и положение современной армии? Спасибо.
Ответ: Ну, я напрямую не связывал элиту и армию. Я связывал элиту и строй, армия -- строй, вот такие были логики. Но, тем не менее, можно попытаться ответить на ваш вопрос.
Я уже сказал о том, что современная наша элита не структурирована, не организована, или самоорганизована по какому-нибудь принципу, да, то есть, были, делались попытки, но это пока еще не прижилось. То есть, Россия впервые за последние столетия живет с политическим классом, с политическими элитами, не структурированными и не организованными в рамках какого-то закона, установленного порядка, или хотя бы всеми признанного обычая. Это первое. И это очень важно.
Что касается армии, я еще раз повторю, что реформа назрела, видимо, но Россия пока, опять же видимо, скажу я, не готова ее осуществить, денег нету, общество не готово, но это все вот висит в воздухе. Это потребность дня и это говорит о том, что Россия робко, робко начинает какой-то новый свой путь вот после советского периода.
Что касается связи элиты и армии. Ну, я об этом ничего не говорил. Но армия, военные дела, элита всегда связаны, вот это прекрасно знаете. И я вам должен сказать, что существует, например, целый ряд концепций, которые говорят, что зачастую офицер армии может стать образцом для подражания для массового общества, такое было в Германии, когда офицер, так сказать, прусский офицер был для молодежи, так сказать, каким-то образцом для подражания. В этом смысле, конечно. Если смотреть на военную проблематику и проблематику элит, мы видим сегодня, что элиты не хотят служить в армии, да, и армия не элитная. А должен сказать, что до революции офицерство и генералитет, конечно, это были элиты. И в советские времена, безусловно.
В свое время нарком, военный нарком Ворошилов говорил такие бессмертные слова: 'Каждая советская девушка должна мечтать о том, чтобы выйти замуж за лейтенанта'. Согласитесь, что не каждая современная российская девушка мечтает выйти замуж за лейтенанта. Потому что, видимо, тогда лейтенант -- это звучало гордо и красиво. А сейчас лейтенант звучит не гордо и не красиво. И в этом смысле как раз вот связи элиты и армии я не вижу, хотя я об этом не говорил.
Вопрос: По поводу центричности политической в России… Может быть, стоит говорить о том, что народ сам отдал все права власти…
Ответ: Нет. Я не думаю, что положение нашей власти, так исторически сложившееся и описанное, ну, вот в моей редакции, является следствие делегированием народом каких-то своих властных полномочий какой-то власти. Нет. Я думаю, что исторически сложилось это не так, и практически это не так. Я думаю, что народ, безусловно, не отдавал, у него взяли. То есть, народ в известном смысле оказался, ну, если угодно, жертвой исторического развития в том смысле, что он недобровольно сказал: 'Вы нами владеете, а мы вам будем служить. Но вы уж наши, так сказать, права и обязанности защищайте'. Так думали славянофилы, была такая группировка интеллектуалов в середине 19-го века, которые наивно полагали, что это было так, что все полюбовно, договорились. Народ занимается своим делом, а власть своим делом, и никто не вмешивается в дела друг друга. И они любят друг друга и такой вот общественный договор существует.
Я думаю, никакого общественного договора не существовало. Общественный договор -- это Руссо, да, это вот описание демократии, что люди договариваются о чем-то, о каких-то правилах игры. Никто не договаривался. Дело в том, что эта власть, так как она исторически сложилась, она даже не является властью в обществе. Ведь что такое власти государства в Европе и на Западе? Это продукт жизнедеятельности общества. Это то, что общество из себя выделяет. Это то, о чем говорите вы.
У нас, скорее, это не так. Андрей Боголюбский говорил про себя и своего отца Юрия Долгорукого, что это мы с отцом построили вот эту вот Русь северо-восточную. Еще в 12-ом веке у людей было ощущение здесь, что власть порождает, не общество, а власть порождает. Это опять в силу целого ряда исторических обстоятельств, а уж потом с монголами, а уж потом со всеми этими идеологиями, о которых мы говорили, и многим другим. Ведь если угодно, власть до 17-го года носила сакральный характер. Об этом мы сегодня не говорили, но вы об этом знаете, да, то есть, была власть, данная Богом, то есть, легитимность была сакральная, а не народная, понимаете? Это не так, к сожалению. Например, к моему сожалению, видимо, и к вашему. Это не так.
Теперь, что касается вашего дальнейшего вопроса. Вы понимаете, какая вещь. Конституция не привела к развалу России в 17-ом году. Развал был, видимо, связан с какими-то другими обстоятельствами, о которых
