круглая, начинается она с Кремля. И смотрите, что сделали большевики. Они тоже стали дважды появляться в году, показываться народу. Один раз весной. Это Первое Мая. Близко с Пасхой. А другой раз зимой. Ну, седьмого ноября, но это уже у нас зима, близко к Рождеству. Примерно так же. И так же они стали намагничивать своими мощи, мощами святых. И сегодня вы можете прийти в их секулярный храм, называемый мавзолей. Кстати, архитектурно блестящее произведение. Где лежит главный святой. Да? Причем, он, действительно, для них живой. Потому что, помните, если еще учат Маяковского: 'Ленин и сейчас живее всех живых'. А Ленин ведь давно умер. А это почему он это сказал? А потому что ведь Христос-то погиб, но потом возродился. Понимаете? И вокруг целый погост, целое кладбище, где лежат мощи и других святых. Это все совершенно не случайно. Это является продолжением этих традиций, которые работают, работают, работают. И в этом смысле я должен сказать, что если посмотреть через столетия на русскую политическую культуру, на русскую властную культуру, я бы назвал ее самодержавной. Самодержавной или властецентричной. Власть одного. Власть одного самодержца, которые персонифицирует ее в себе всегда. Это конкретный человек. Это конкретное лицо. И оно обладает всей властью. И духовной, и политической, и экономической, и любой другой. И это сквозь столетия практически не меняется. Она может ослабляться, появляться менее интенсивно. Это всегда зависит от человека. Например, Иван Грозный или Петр -- крутые характеры. И они круто напрягали свою власть. Ну, например, какой-нибудь Алексей Михайлович Тишайший. Ну, тишайший был человек, так сказать. Когда к нему опаздывали с докладом, он убивал, так сказать, по его приказу убивали. Не страшно. Да? А если это был какой-нибудь другой человек, убил бы страшно. Ну, были тираны, а были не тираны. Но суть от этого никак не менялась. И она прошла сквозь века. И это не является ни нашей неудачей, ни нашим недостатком. Это может нравиться, не нравиться. Мне, скажем, не нравится. Но, опять же, это уже на вкус, на цвет товарищей нет. Но в принципе, как историк и политолог, я вижу, что да, это сложилось все в определенных условиях. Да, это действует в разных формах, в разных обличиях. И мы должны, конечно, думая о том, что будет потом, в ближайшем будущем, особенно вы, молодые люди, думая о том, что происходит сейчас, конечно, мы должны обязательно это иметь в виду. Что еще мы можем сказать о наших институтах власти, о их традициях? Безусловно, одним из важнейших элементов... И это все, то, что я сейчас скажу, вытекает из того, что уже было сказано. Это существование феномена власти собственности. Есть такое слово, есть такой термин в науке, когда слово 'власть' и 'собственность' объединяются в один, в одно слово, и пишется 'властесобственность'. Это также, когда историки говорят, тип власти в России. Они говорят 'патримониальный' или 'вотчинный'. Помните древнее русское слово 'вотчина' или 'патримониальный'? Властесобсвтвенность. Это что значит? Это когда собственность и власть не два отдельных явления, не два отдельных, две отдельных субстанции, а это вместе. Их даже разделить нельзя. Это означает, что тот, кто обладает властью, тот и обладает собственностью. Что собственность не гуляет сама по себе. Причем слово 'собственность' не совсем точно, поскольку… Хотя, время у нас на это нет. Собственность -- это особый правовой институт. А тут, скорее, речь идет об имуществе. О субстанции материальной. Вот в ходе русской политической эволюции сложилось так, что практически контролирующим и распоряжающимся лицом над этой материальной субстанцией всегда являлась власть. Даже в конце девятнадцатого века, когда шли уже эти замечательные реформы, о которых я вам говорил, о которых вы знаете. При Николае Втором, во время первой переписи населения, Николай, как вы знаете, на, в графе 'профессия' написал 'хозяин земли русской'. Хозяин. Он и властитель, и хозяин в экономическом значении. Причем, это было тогда, когда, казалось бы, эта тенденция не особенно проявляется. Но и по сей день в нашей стране у кого власть, у того и распоряжение имуществом. И это, опять же, связано с ходом русской исторической эволюции. И собственность как отдельный институт здесь не выросла. Что еще является важным таким элементом русских властных традиций? Всегда говорят: в России нету права, нету законов. А если и есть, то они не действуют. Суды у них, там, подкупные и так далее. Это не только сегодня вы услышите, включив, там, НТВ или РЕН-ТВ. Это и сто лет назад было, и двести лет назад говорили на эту тему. Написана масса произведений замечательных русской классической литературой. А почему это произошло? И вот здесь тоже совершенно удивительная, уникальная вещь.
Середина одиннадцатого века. Одиннадцатого века. Киевская Русь. Митрополит Илларион. Да? Митрополит -- глава Русской Церкви в рамках Константинопольской патриархии. Один из двух этнически русских людей, митрополитов киевской эпохи. Монах, потом митрополит. Пишет произведение 'Слово о законе и благодати'. Его проходят даже в школах. Это одно из первых классических произведений. Оно и художественное, и юридическое, и философское, внешнеполитическое, какое угодно. Да? И для меня всегда это была загадка. Еще несколько десятилетий назад русский народ был безграмотный. То есть не было христианства, не было, значит, азбуки, не умели писать, читать. И вдруг через несколько десятилетий рождается мыслитель, рождается человек, который, ну, как будто через тысячелетия увидел, куда Россия пойдет. Это совершенно удивительно.
Я не могу себе представить, и я не знаю ни одного аналога, во всяком случае, в русской истории. Ну, вы знаете, это произведение довольно простое. Он пишет о том, что есть разные варианты, так сказать, управления. Ну, я буду говорить сегодняшним, разумеется, языком. Общество. Есть закон, который руководит нами здесь, в жизни, но он не касается нашей внутренней структуры, поскольку он не лезет в душу. Исполняй закон и все нормально. На эту тему написано 'Преступление и наказание' Достоевского. Да? Он хотел убить старуху, уже преступник. Преступник, когда уже убил. Вот, закон -- только если убил. Ну, есть благодать. Благодать -- это то, что нисходит, от Бога, но не на всех, поскольку, опять же, по христианской мифологии спасутся немногие. А на тех, на кого, снизойдет благодать, а неизвестно, на кого. Кто и стяжает. Это вещь такая, эксклюзивная, редкая, так сказать. Опять же, говоря сегодняшним, не очень красивым языком. И, видимо… Я пытаюсь реконструировать. Илларион задумался, как соединить. Потому что как-то и этого недостаточно, и то редковато для социальной жизни. И он вводит категорию 'правда'. Правда. Да, правда становится ключевым термином, который в себя включает отчасти и закон, и вот эти юридические начала. Включает в себя также и какие-то элементы, возможно, благодати, а также справедливости. Включает социальную справедливость, равенство и так далее. То есть, слово 'правда'. Термин 'правда' нагружен огромными смыслами. Или, как говорят в науке, коннотациями. И, например, на английский, французский, немецкий это слово очень трудно перевести, поскольку там нету этих содержаний, этих коннотаций. И опять же, помните? Прекрасно, что свод русских законов в первое столетие существования России назывался 'Русской Правдой'. Да? То есть, это, как бы летало в воздухе. Мы также помним, например, что в начале девятнадцатого века один честолюбивый офицер, который хотел произвести в России революцию, написал произведение тоже под названием 'Русская правда'. Павел Пестель. Он думал, Россия будет жить. А в начале двадцатого столетия один честолюбивый политэмигрант назвал свою газету 'Правдой'. Да? Владимир Ильич Ленин. И она стала главной газетой двадцатого столетия. То есть этот термин на тысячу лет остался в России.
'Правда' -- ключевой термин русской политической культуры. А к чему я это говорю? А к тому, что наличие вот этого термина на наличие вот этого понятия, явления, в рамки которого укладывается русская культура, блокировало возможность права. То есть наши с вами предки строили государство правды. Где есть и справедливость, и равенство, и закон, и благодать. И все, что угодно. А вот европейские наши братья строили государство права. Ну, право, закон, который в их жизни ни на что особенно не претендует. Поэтому в нашей культуре и не возникло даже желания иметь право. Вообще, слово 'право', в смысле юридическом, возникло в русском языке, когда его перевели с немецкого. Феофан Прокопович в начале восемнадцатого века. Да? Немецкое слово 'дас рехт', 'право', перевели на русский -- 'право'. У них тоже правая рука -- 'рехт', и право и у нас так же. Да? То есть, это переводное, на самом деле, слово. То есть, наши предки даже не представляли, что есть право как основной регулятор социальной жизни, а есть правда. И этим объясняется склонность России к коммунизму, например. Поскольку это тоже попытка некой правды на земле. И это объясняет, почему так слабы наши суды. Почему так слаба, вообще, наша правовая система. Конечно, в русской истории можно найти какие-то другие традиции, которые можно квалифицировать как правовые. Но мы не будем сейчас об этом говорить. Нету времени. Но в целом вот это явление правды, еще раз вам скажу, заблокировало возможность развития России по каким-то правовым путям. Но я хотел бы сегодня на этом закончить нашу лекцию. На следующей лекции, завтрашней, когда мы соберемся, продолжить
