дарования поблизости не наблюдалось. За столом сидели Стефан и Жан Клод.
Разговор протекал вяло. Это было заметно хотя бы по чашкам собеседников. Молодой оператор почти допил свой чай, чашечка же ветерана была, напротив, полна. Я давно заметил, что Жан Клод — спорщик по натуре — увлекшись, забывает обо всем, и о чае в первую очередь. Стацки же во время содержательной беседы обязательно прихлебывает коньяк из фляжки, опустошив предварительно чайную посуду.
— …Вы этого, к счастью, не застали, — цедил Стефан. — Пятнадцать лет назад никто и помыслить не мог, что возможна другая жизнь. Без эрцгерцога, без всей этой одряхлевшей клики — князей-баронов- виконтов… Статус-кво казался незыблемым, и когда всё это рухнуло в одночасье — вы представляете, что началось в умах людей?! Левые и правые сомкнулись — революционеры, мечтающие о переделе мира, и сторонники крепкой власти на грани диктатуры пошли рука об руку, как воркующие голубки! Только что не целовались…
Стацки постепенно воодушевлялся, в его глазах появился задорный блеск. Старый оператор вспоминал молодость — я тихонько подвинул стул поближе.
— Тут подоспели умеренные. У тех, кто никогда не мог сказать внятно, что же им нужно от властей предержащих, вдруг прорезался голос! «Выборов!» — кричали все они хором! «Хотим выборов!» И получили Президента. Первого Президента — вот так будет правильно!.. — Он чиркнул спичкой, но раскурить сигару забыл. — Вы бы видели, что здесь началось!
Жан Клод слушал с легкой усмешкой. Конечно, всё это можно прочесть в архивах и даже в учебниках истории. Но Эйдельман — воспитанный юноша, он не прерывает старших. Да и в рассказах ветерана порой мелькали очень интересные детали и подробности, каких не встретишь ни в одном официальном документе.
— Ну представьте себе, молодой человек! Аристократы обеими руками держатся за свои привилегии. Их вотчины, гербы, закрытые клубы… Бла-бла-бла! Денег-то у старой гвардии было к тому времени уже немного, а возможностей заработать — и того меньше. Традиции, неписаные правила… да и пункты Устава Дворянского собрания не позволяли им ни торговать, ни служить. С другой стороны подпирали денежные мешки, — вчерашние менялы и торгаши, — способные купить иного графа, а то и князя с потрохами. Со всеми его ленными владениями, родовым гербом и высокородной спесью! Они мечтали быть со сливками общества наравне — ан нет! Скоробогачей аристократия не подпускала к себе и на пушечный выстрел.
Он всё же раскурил сигару.
— Наконец, появилась еще одна группа. Руководители среднего звена, коим несть числа и от которых частенько как раз и зависит равномерное и исправное верчение шестеренок государственной машины. А вкупе с ними предприниматели средней руки — опора экономики и двигатель торговли. До денежных мешков ни те, ни другие недотягивали — доходы не позволяли! В дворянские клубы их тоже не пускали — рылом не вышли! А люди эти, заключив союз и поддерживая друг другу, уже осознали свою силу. Им хотелось признания!..
— А как же конституция? — не выдержал Жан Клод. — Свод законов…
— Да, появились и конституция, и свод, — перебил Стацки, — но вопросов они не решили. Парламент заседал круглыми сутками — комиссия сменяла комиссию, сессия — сессию, за поправкой следовала поправка, а ситуация оставалась прежней. Работяги, те, кто как раз всё и производят, молча взирали на эту свистопляску, но долго так продолжаться не могло. Все понимали — еще немного, и полыхнет пожар народных бунтов! Тогда наверху поднатужились и родили Билль о правах. Этакий компромисс, разрешивший знати наживать состояния, заводчикам — получать из рук Президента титулы, а всем прочим, вернее, тем, кто оказался Президенту полезным, — примкнуть со временем к тем или другим. Но шансы у последних были невелики. Даже сейчас, через столько лет, посмотрите, господа, — много ли на ведущих должностях людей низкого происхождения? Дворянин на дворянине…
Я прихлебывал чай с лимоном и слушал с удовольствием — Стефан был неплохим рассказчиком. К тому же он увлекся — на свет появилась заветная фляжка. Чаю места в чашке не осталось, ароматный напиток окропил фикус, что стоит у окна веранды в древней деревянной кадушке.
— И вот прошло еще два года. Все — сверху донизу — изрядно устали от взаимных нападок, полумер и постоянной изматывающей борьбы, и кому-то пришла в голову идея. Было объявлено о проекте «Адаптация». Планировалось создать общенациональную сеть отделов и подотделов Агентства, этакую «службу всеобщего благоденствия»… Назвать идею гениальной трудно, но свою отвлекающую функцию она выполнила.
— А почему нет? — рассмеялся Эйдельман. — Плати денежки и получай прогноз, даже инструкцию — как быстро и без потерь прорваться к финишу первым!
Стацки снисходительно усмехнулся:
— Если не брать в расчет, что из-за плеча Агентства явственно проглядывают ушки Тайной полиции. Та?йники на протяжении многих лет занимались планомерным поиском сенсов. Вначале сами, потом основали Академию и сейчас присматривают за одаренными юношами. Следят за подготовкой профессиональных операторов. Не удивительно, что именно там, в департаменте Тайной полиции, появился консультативно-аналитический отдел. А это прогнозы, господа. Социального и политического развития…
— Всё это верно, — кивнул я, — без та?йников здесь, конечно, не обошлось. Но тема была интересна не только полицейским, ведь так? А политики? А высшая власть? Армия, наконец…
— Безусловно, — Стацки отхлебнул коньку, — начавшись под патронажем та?йников, дело быстро расширилось. И хотя у истоков Агентства стояли совсем другие люди, скоро заинтересованных сторон стало как блох на дворовой собаке. А консультативный отдел существует и сейчас, слегка изменив название. Но это уже другой вопрос…
— А те вечно закрытые двери, куда мы сдаем свои подробнейшие отчеты? Любой оператор задается вопросом — куда они потом уходят? Если это не контроль состояния умов — настроений, идей, тенденций, то я ничего не понимаю в нашей жизни! Мы не впервые говорим об этом, но вы всегда уходили от ответа, Стефан…
— А как вы хотели, Мартин? — вяло отмахнулся он. — Любое государство стремится себя обезопасить, следит за подданными, промывает им мозги…
— Так, может, это и было первейшей целью? А всё остальное — для доверчивых дураков, тех, кто хочет искренне верить, что у нас тут и впрямь равные возможности?
— А разве ваши прогнозы и рекомендации не помогают людям? — насмешливо возразил ветеран. — Конкретным людям в совершенно реальных житейских ситуациях?
Иронии в его словах было куда больше, чем желания ответить на вопрос. Ах, Стацки, никогда не поймешь сразу — где ты шутишь, а где вкладываешь в сказанное неявный смысл. Тот, который становится понятен лишь спустя некоторое время или под давлением обстоятельств — чрезвычайных и даже невероятных.
Недавно я стал замечать — Стефан приобрел странную способность выворачивать беседу, обычный застольный треп наизнанку. Переводить разговор на совершенно неожиданные темы. Раньше за ним такого не водилось, а вот теперь…
— Кстати, насчет промывки мозгов… Послушайте, Мартин, — Стацки прищурился, и я готов побиться об заклад, что дело было не в сигарном дыме, — а вы могли бы отсмотреть, если бы вам вдруг это чрезвычайно понадобилось, энергетику человека без его согласия? И построить произвольный вектор?..
Услышанное меня настолько ошеломило, что я не нашелся, что ответить.
— А энергетику ситуации, в которую вовлечена группа лиц? — продолжал он, глядя на меня испытывающе, с непонятным интересом. — Просмотреть и смоделировать конкретный результат?
— Глупости, Стефан. — Я слегка растерялся. — Никогда не слышал о чем-либо подобном…
— Тем не менее такие работы проводились, — задумчиво продолжил Стацки. Он смотрел поверх наших голов отсутствующим взглядом. — В самом начале. Я тогда был совсем молодым, начинающим оператором и многого не понимал…
— И что потом? — полюбопытствовал Жан Клод.
— Ничего, тема была признана негуманной, и ее свернули. С нас, участвовавших в работе, взяли подписку о неразглашении. Так что, господа, я только что нарушил инструкции, — он скупо улыбнулся, —
