ужине…
В это же время, пока Алексей возился у лодки, двенадцатью километрами ниже по течению Рыков вышел из дома, не спеша спустился к реке и присел на край крупного валуна, прижимавшего конец мостка к берегу. Как и Алексей, он взглянул на повисшее у самого горизонта ярко оранжевое солнце, на быстро темнеющее небо, по которому едва заметно плыли небольшие полупрозрачные облака, затем перевел взгляд на медленно текущую перед ним реку и задумался. Шум двигателей строительной техники, доносившийся из-за ближайшего к деревне поворота заброшенной дороги, наконец, стих и теперь тишину летнего вечера нарушал лишь громкий всплеск выпрыгнувшей из воды крупной рыбы… 'Ну, догонят они дорогу до нас, а дальше?' – Рыков то с одной, то с другой стороны пытался проанализировать происходящие уже совсем рядом с деревней события. - 'То, что собираются здесь себе дачи строить – понятно! Только почему в такой глуши? Что, поближе к цивилизации мест уже не осталось? Нет, тут что-то другое…'
'Разведка' в лице двух молодых односельчан, постоянно информировала Рыкова обо всех, происходящих на дороге событиях. Но содержание переговоров Хабелова с губернатором области им, разумеется, известно не было. И Рыков, чувствуя недостаток информации, напряженно искал ответы на все новые возникающие у него вопросы. Затем, видимо, устав от этих бесплодных попыток, еще раз взглянул на окончательно потемневшее, покрытое многочисленными звездами небо, развернулся и, прихрамывая на покалеченную ногу, стал подниматься по склону к уже светившимся своими окнами избам…
Алексей, тем временем, собрав на берегу многочисленные, оставшиеся еще с половодья, но уже высушенные солнцем сучья и ветви, он сложил из них небольшой, но плотный костер, предварительно выложив площадку под ним крупными плоскими камнями, которые нашел тут же на берегу. Затем вынул из садка небольшого, пойманного им на спиннинг судачка, вычистил и уже собирался, было, зажарить его над костром, надев на тонкую тщательно оструганную палочку, когда неожиданная мысль пришла ему в голову: 'А давай-ка мы запечем тебя, дружок, в глине!'
Этим способом он пользовался не раз, правда, в далеком детстве. Когда с такими же, как он, пацанами, проведя целый день на море, накупавшись до синевы и проголодавшись до острых колик в животе, они били самодельными острогами прятавшуюся на мелководье в песке камбалу. Остроги эти изготавливались тут же, на берегу, всего за несколько минут. Для этого бралась длинная прямая палка, к концу которой тонкой проволокой приматывалась обычная алюминиевая вилка, как правило, 'заимствованная' юными рыбаками в ближайшей столовой. После этого они становились цепочкой и брели по неглубокой песчаной косе, методично втыкая свои 'вилки' в песок. Камбала, как все местные мальчишки не раз и сами могли наблюдать, любила отдыхать здесь, на мелководье. Словно огромный лист неведомого растения она плавно опускалась на песчаное дно и принималась мелко вибрировать, поднимая небольшое облачко песка и постепенно погружаясь в него. Вскоре над песком виднелись только два ее небольших черных глаза. Хитрость же такой охоты заключалось в том, чтобы, почувствовав легкое дрожание попавшей в цель остроги, тут же просунуть в песок под тело пригвожденной к нему рыбы руку, чтобы прижатая к зубчикам вилки ладошка не позволила рыбе соскочить с остроги. Рыбаки-промысловики, с которыми мальчишки частенько встречались на берегу лимана, говорили, что такая ловля считается браконьерством… Но много ли пацанам этой рыбы было нужно? Проходило всего каких-то десять–пятнадцать минут, и у них на проволочных куканах у пояса оказывались по одной, а то и по две небольших рыбины. Ожидавшие их на берегу друзья – а острог, как правило, хватало не на всех – разводили тем временем из плавника костер, и теперь оставалось только вычистить пойманную рыбу и, хорошо обмазав ее глиной, засунуть в пышущие жаром красные угли. Спустя еще десяток минут лакомство было готово.
Именно таким способом и решил воспользоваться Алексей сейчас. Наковыряв на склоне берега синеватой кембрийской глины, он тщательно размочил ее в воде и обмазал получившейся 'замазкой' вычищенного и вымытого в реке судака. Затем дождался, когда костер прогорит, и от него останутся только угли, разгреб их, уложил судака на находившиеся под углями камни и засыпал его углями сверху. Самым трудным для Алексея оказалось, вдыхая исходивший от углей запах запекавшейся рыбы и глотая обильную слюну, дождаться окончания процесса приготовления. Но нежный вкус получившегося блюда окупил все его мучения, а хороший глоток из заветной фляги сделал ужин поистине царским…
Проснулся он рано, едва начало светать. Взглянув на часы и отметив, что ему сегодня еще возвращаться назад, в город, быстро свернул крохотную одноместную палатку, которой укрывался ночью. Вчера вечером устанавливать палатку Алексей не стал, решив заночевать прямо в лодке, лишь накрывшись палаткой сверху от ночной и утренней росы. Палатку он сунул в рюкзак, а его, в свою очередь, бросил в передний отсек лодки. Проверив установленные с вечера донки и обнаружив на одной из них крупного подлещика, довольно хмыкнул: 'Неплохое начало!' После этого он сменил снасть на донках на ярких, похожих на крохотных щучек, воблеров и уложил все вещи в лодку. Лодку, которую накануне вытащил на берег подальше от кромки воды, столкнул в воду, запрыгнул в нее и немного отгреб на веслах от берега, уходя с мелководья. Затем завел мотор и вырулил на основное течение реки. Здесь он опять заглушил мотор и достал обе удочки. Установил удилища в специальные упоры у бортов, опустил снасти за борт, после чего вновь завел мотор и на самых малых оборотах, подгоняемый едва заметным в это время года течением, медленно отправился вниз по реке.
Однако, вопреки его ожиданиям, клева не было. Спустившись вниз по течению уже на добрый десяток километров, он поймал лишь пару окуней и одну небольшую щучку – 'карандаша', как называли таких щучек местные рыбаки. Алексей хмуро смотрел на тянувшиеся за лодкой лески, на покрытые густой растительностью берега реки, и мысль о прекращении этого бессмысленного занятия все чаще приходила в его голову. Неожиданно резкий рывок едва не выдернул одно из удилищ из крепления. Лодка замедлила ход, а затем, несмотря на продолжавший работать мотор, и вовсе остановилась. 'Ну, вот, теперь еще и зацеп! Топляк, похоже…' – расстроено подумал Алексей и поспешно заглушил мотор. Он несколько раз осторожно потянул удилище на себя, попробовал крутить катушку – все бесполезно. Терять воблер не хотелось, поскольку как назло в этот раз он решил не брать с собой запасные снасти. Тогда Алексей взялся обеими руками прямо за леску и принялся тянуть ее на себя – прием, нередко выручавший его в подобных ситуациях. К его радости, глубоко врезавшаяся в ладони леска едва заметно подалась. 'Нет, не топляк! Сук, наверное…' – догадался он. – 'Ну, такого-то мы и руками вытянем!' Порвать леску он не опасался. Финская 'сороковка'*, намотанная на обеих удочках, легко выдерживала на рывок до тридцати килограмм, а уж на растяжение – и того больше. И только подтянув воблер уже совсем близко к борту, Алексей неожиданно почувствовал, как снасть плавно пошла в сторону. Затем так же медленно и плавно – в другую… 'Что за черт!' – удивился он. – 'Течения ведь почти нет!' В этот момент на другом конце лески раздался громкий всплеск и над водой мелькнул широкий черный хвост. Чувствуя, как от волнения забилось сердце, Алексей осторожно подтащил рыбу вплотную к борту и затем рывком обеими руками втянул ее в лодку - огромный, килограммов на пять, налим лениво постукивал хвостом по туго накачанному днищу лодки прямо между ног Алексея.
Рыков тоже проснулся рано. Ощущение надвигающейся опасности уже вторую неделю не покидало его, мешая спокойно уснуть вечером, и заставляя просыпаться ни свет, ни заря. Умывшись под висевшим в углу кухни умывальником, он поставил на двух конфорочную туристскую газовую плитку чайник, дождался, пока он закипит, и заварил себе в большой фарфоровой чашке пакетик 'Принцессы Нури'. Выпив чай, надел старую, выцветшую и застиранную до белизны камуфляжную куртку, натянул на ноги короткие резиновые сапоги и вышел наружу. Деревня еще спала, и тишину нарушало только пение ранних птиц, да негромкое потявкивание чьей-то беспокойной собаки. Закуривая на ходу, Рыков спустился к реке и, уже дойдя почти до самого мостка, заметил в сотне метров выше деревни медленно плывущую по течению лодку. Мотор на лодке едва слышно мягко урчал, а с обоих бортов далеко назад тянулись тонкие нити лески. Ни на лодку, ни на сидевшего в ней лицом к корме мужчину Рыков особого внимания не обратил – за день таких лодок проплывало мимо деревни немало. И лишь когда лодка заметно приблизилась, а сам он почти дошел до мостка, Рыков узнал в сидевшем в лодке рыбаке того самого мужчину, с которым днем раньше столкнулся в райцентре. Изуродованное страшным ожогом лицо неожиданно осветила мягкая улыбка. Он, не спеша, вразвалочку, слегка прихрамывая на покалеченную ногу, дошел до края мостка и остановился там, широко расставив ноги.
За возней с налимом Алексей не заметил, как продолжавшая медленно дрейфовать по течению реки лодка приблизилась к берегу, до которого теперь оставалось каких-то пятнадцать-двадцать метров. Он торопливо отцепил воблер от широкого плоского рта налима, опустил снасть за борт и вновь запустил
