— Вы, конечно, заметили, любезный друг, — настойчиво продолжил он, — что каждый бывает пьян по-своему: одни грустят, другие веселятся. Я, например, когда выпью, делаюсь печален и люблю рассказывать страшные истории, которые когда-то вбила мне в голову моя глупая кормилица. Это мой недостаток, и, признаюсь, важный недостаток. Но, если отбросить его, я умею пить.
Атос говорил это таким естественным тоном, что уверенность д'Артаньяна поколебалась.
— Ах да, и в самом деле! — сказал молодой человек, пытаясь поймать снова ускользавшую от него истину. — То-то мне вспоминается, как сквозь сон, будто мы говорили о пропавших женах.
— Ага! Вот видите! — сказал Атос, бледнея, но силясь улыбнуться. — Так я и знал: пропавшие жены — это мой постоянный кошмар.
— Да, да, — продолжал д'Артаньян, — теперь я начинаю припоминать. Да, речь шла… погодите минутку… речь шла о женщине с ребенком.
— Так и есть, — отвечал Атос, становясь уже смертельно бледным. — Это моя излюбленная история о белокурой женщине с маленьким мальчиком, и, если я рассказываю ее, значит я мертвецки пьян.
— Верно, — подтвердил д'Артаньян, — история о белокурой женщине, высокого роста, красивой, с голубыми глазами.
— Да, а потом отправившейся путешествовать на море…
— …захватив все драгоценности, и пропавшей вместе с сыном, маленьким виконтом, жене одного из ваших знакомых, — добавил д'Артаньян, пристально глядя на Атоса.
— Ну вот видите, как легко можно набросить тень на человека, когда сам не знаешь, что говоришь! — сказал Атос, пожимая плечами и как бы сожалея о самом себе. — Решено, д'Артаньян: больше я не буду напиваться, это слишком скверная привычка.
Так два человека вспоминали лучшие дни своей жизни…
Между тем Ришелье пока не вызывал к себе Анну и она, чтобы поправить настроение, решила всерьез броситься в омут любовных интриг. Граф де Вард, только что оправившийся от тяжелых ран, полученных им на службе кардинала, не оставлял ее своим вниманием, и миледи милостиво разрешала ему надеяться.
В это же время в Париж приехал Джозеф, как он теперь именовал себя — лорд Винтер. Анну передергивало, когда она слышала титул, но ничего уже не сделаешь — она обещала своей свекрови смириться с этим до совершеннолетия Джона и вынуждена была держать слово. Джозеф, казалось, находил какое-то особое удовольствие в том, чтобы видеться с невесткой, а миледи каждый раз едва сдерживала себя.
Однако интрига с де Вардом развивалась и подходила к кульминационной точке — открытому объяснению. По крайней мере, прогулка в Булонском лесу должна была этому способствовать. Анна написала записку, нисколько не сомневаясь, что она будет воспринята как явное поощрение к действию. Анна находилась в таком состоянии, что страстно желала этого — впервые сблизиться с мужчиной, не любя его, руководствоваться лишь рассудком, ощутить свою власть над ним, быть способной в любую минуту разорвать отношения и не страдать при этом. Ей хотелось наконец-то отбросить заблуждения юности и превратиться в холодную, уверенную в себе светскую красавицу.
В тот день миледи побывала на проповеди в церкви Сен-Ле, что вошло у нее в привычку. Она давно уже не просила у Господа лучшей доли для себя, она молилась за Антуана, Джорджа и за счастье их детей: это прибавляло ей душевного спокойствия. Однако на этот раз и молитва не помогла: на обратном пути она встретила Джозефа. Правда, мысли ее витали уже не в высших сферах — Кэтти только что отдала записку лакею графа де Варда… Джозеф был невыносим. Его комплименты, как обычно, сильно походили на дерзости, а когда он упомянул о слабом здоровье Джона, якобы передавшемся ему от отца, Анна в ярости сломала веер. Это слишком походило на угрозу, и ей страстно захотелось придушить мерзавца. Джозеф разразился смехом, что еще сильнее разъярило Анну.
В этот момент с другой стороны кареты раздался голос.
— Сударыня, — сказал всадник, в котором Анна с изумлением узнала незнакомца из Менга, о котором так и не собралась спросить у Рошфора. — Позвольте мне предложить вам свои услуги. Мне кажется, что этот всадник вызвал ваш гнев. Скажите одно слово, и я берусь наказать его за недостаток учтивости.
Миледи с удовольствием позволила бы ему сделать с деверем все, что угодно… но не решилась сказать это открыто.
— Сударь, — ответила она ему по-французски, — я бы охотно отдала себя под ваше покровительство, если бы человек, который спорит со мной, не был моим братом.
— О, в таком случае простите меня! — сказал молодой человек. — Вы понимаете, сударыня, что я этого не знал.
— С какой стати этот ветрогон вмешивается не в свое дело? — вскричал, нагибаясь к дверце, Джозеф. — Почему он не едет своей дорогой?
— Сами вы ветрогон! — отвечал незнакомец. — Я не еду своей дорогой потому, что мне угодно было остановиться здесь.
Анна с удовольствием заметила, что дело пахнет дуэлью.
— Сестра, я надеюсь, вы ведете скромный образ жизни? — осведомился Джозеф по-английски. — В память о Джордже?
Эта наглость переполнила чашу терпения Анны. Теперь она бы пальцем не пошевелила для деверя.
— Я говорю с вами по-французски, — между тем воскликнул незнакомец, — будьте любезны отвечать мне на том же языке. Вы брат этой дамы — отлично, пусть так, но мне вы, к счастью, не брат.
Анна откинулась в глубь кареты и ледяным тоном приказала кучеру: «Домой», — молясь про себя всем святым, чтобы эти двое не разошлись миром.
Чуть позже Джозеф заехал к ней и сообщил, что в шесть часов вечера у него дуэль.
Весь вечер Анна провела в нетерпеливом ожидании, хотя ее гнев несколько остыл. Перспектива освободиться от Джозефа была соблазнительна… И тогда она могла бы не беспокоиться за детей…
Но не все наши мечты сбываются, даже самые дурные. Джозеф прислал записку, в которой сообщал, что он не только невредим, но и подружился со своим соперником, д'Артаньяном, и представит его сегодня вечером своей сестре.
Итак, Анне предстояло познакомиться с человеком, который не раз уже вставал у нее на пути. Она чувствовала бы себя более уверенно, если бы могла посоветоваться с Рошфором, который тоже был заинтересован в этом человеке, но граф в последнее время ее покинул. Пару раз Анна встречала его в салонах и по сияющим глазам заключила, что он занят какой-то любовной интригой. Так что сейчас ей самой предстояло решать, как вести себя с этим человеком, вероятным врагом.
Она тщательно, впрочем, как всегда, подготовилась к приему и была сдержанна, но великолепна. Мгновенный восторг, вспыхнувший в глазах д'Артаньяна, вполне удовлетворил ее.
— Перед вами, — сказал Джозеф, представляя ей гостя, — молодой дворянин, который держал мою жизнь в своих руках, но не пожелал воспользоваться этим преимуществом, хотя мы были вдвойне врагами, поскольку я оскорбил его первый и поскольку я англичанин. Поблагодарите же его, сударыня, если вы хоть сколько-нибудь привязаны ко мне!
Последняя фраза прозвучала явной насмешкой. Анна слегка нахмурилась, но сдержалась.
— Добро пожаловать, сударь! — спокойно и даже любезно сказала она. — Вы приобрели сегодня вечные права на мою признательность.
При этом Анна вовсе не была уверена в том, что говорила.
Джозеф подробнейшим образом рассказал о поединке, не упуская ни малейшей детали. Это был редкий момент, когда Джозеф говорил искренне, ведь речь шла о его жизни. Анна слушала его рассказ с величайшим вниманием, и нельзя сказать, чтобы результат дуэли ее сильно обрадовал. Видимо, она еще не научилась полностью скрывать свои чувства, так что кровь временами приливала к ее щекам, и она боялась этим выдать себя.
Покончив с рассказом, Джозеф отошел к столу, где стояли на подносе бутылка испанского вина и стаканы, и предложил д'Артаньяну выпить.
Оставшись одна, леди Винтер позволила себе обнаружить обуревавшие ее чувства. Она кусала платок, чтобы дать выход раздражению, так что в клочья изорвала его. А ведь впереди был еще целый вечер.
